Один коллега недавно рассказал: «Обсуждал с родственницей текущую ситуацию. Ну… вывела она меня на эмоции. А потом и говорит: «Почему ты голос повышаешь вообще?! Почему ты нервный такой?! Ты же психолог!» (Ну уже хорошо, что не «ты же мужчина»). Сказала, что психологи сейчас должны сохранять спокойствие. Они не должны нервничать, сомневаться, тревожиться, переживать, страдать бессонницей и волноваться за близких».
Да, еще в далекие девяностые нам с мужем об этом говорили. Этот миф до сих пор живет.
Супруг, психотерапевт с огромным стажем, еще в начале нашей совместной работы сказал, что одна из его любимых песен – «Песенка про меня» Пугачевой. «Вы не верьте, что живу я как в раю, и обходит стороной меня беда. Точно так же я под вечер устаю, и грущу, и реву иногда…». Потому что некоторые реально этого не представляют.
До сих пор я сталкиваюсь с убеждением, что у психолога-де не должно быть эмоций. В принципе. Особенно отрицательных.
Подобный подход, надо сказать, часто применяется не только в отношении психологов, еще и врачей, учителей, соцработников, волонтеров и прочих представителей «помогающих» профессий, а еще точнее в отношении представителей профессий, связанных с тем или иным контейнированием чужих эмоций. А если брать шире, то подобное отношение встречается и в семье – по отношению к тому, кто обычно выполняет роль «контейнера» для эмоций (особенно отрицательных) остальных членов семейной системы.
Если «человек-контейнер» в какой-то экстремальной или кризисной ситуации сам проявляет какие-то негативные эмоции – тревогу, страх, эмоциональное напряжение – остальные, кто привык ими пользоваться «в одну сторону», пугаются. Даже точнее фрустрируются. Потому что, осознанно или бессознательно, их растерянность в данной ситуации чаще всего вызвана чувством «А как же мы теперь будем тобой пользоваться, если ты сломался и больше нас не контейнируешь».
А еще одной причиной растерянности вида «Ой, что происходит, этот человек не должен так реагировать» часто оказывается некий внутренний «список правил», по которым якобы должен вести себя тот же психолог или учитель. Вспоминаются претензии вида «Какой кошмар, мы вчера видели, как наша учительница в магазине трусы покупала. Боже, как мы можем доверять ей своих детей?». Или кто-то видел и слышал, как психолог говорит о своих страхах, или проявляет агрессию, или еще что-то подобное. Как же к нему на прием ходить, если он так?!
Здесь коллеги-психоаналитики наверняка вспомнят про пресловутый «комплекс Мадонны и Блудницы»: изначально выражающийся в неспособности испытывать сексуальное возбуждение в рамках серьёзных любовных отношений. То есть испытывать плотское желание можно только по отношению к падшей женщине, а возвышенная любовь делает объект этой любви святым, буквально Мадонной, которой можно только поклоняться, но не желать греховно. Точно так же «люди-контейнеры», выполняющие по отношению к своим ученикам/подопечным/клиентам функцию Заботливого Родителя, бессознательно воспринимаются как святые, безгрешные, лишенные плотских обременений. Маленькие дети часто очень напрягаются, когда узнают раньше времени, что мама, от которой зависит их жизнь, оказывается, ходит в туалет, носит трусы, ругается с папой и чего-то боится. Эти бытовые, приземленные вещи существенно разрушают внутренний образ святого Заботливого Родителя, призванного защищать, обучать и утешать сверху; и подопечные, назначившие педагога или психотерапевта таким Родителем, очень фрустрируются, когда сталкиваются с тем, что вместо Мадонны в реальности оказывается живой человек. Возникает сопротивление, отрицание и гнев: «Вам так нельзя! Как вы можете!». По факту – как вы можете разрушать нашу иллюзию.
В частности, если уж о психологах, у многих есть убеждение, что психолог либо изначально не подвержен эмоциональному негативу (и потому-де пошел в эту профессию), либо ему во время обучения дают некое тайное знание, позволяющее не чувствовать боли, страхов, тревоги, агрессии и т.п. Тем самым якобы он обретает право «учить жизни других». А когда психолог демонстрирует что-то из списка общепринято негативных эмоций – ему буквально предъявляют претензии, что он-де плохой психолог! Неправильный! Как же он будет дальше работать, если после таких демонстраций никто к нему на прием не придет, потому что он дискредитировал себя как специалист! Как он может других жизни научить, если сам жить не умеет раз проблемы испытывает!
Тут для начала просятся два уточнения: первое – что психолог, психотерапевт, психоаналитик вообще никого не «учит жизни». Даже учитель, и тот жизни не учит, а только дает знания; а «как жить» – каждый человек для себя обучается сам. Нет таких «Святых Родителей», которые ему это умение передали бы без его личного участия. А задача психолога, психотерапевта, психоаналитика – помочь клиент у посмотреть на ту или иную проблемную ситуацию со стороны, проанализировать причинно-следственные связи и найти собственные выходы.
И второе – в фильме «Место встречи изменить нельзя» была цитата: «Правопорядок в стране определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать». Точно так же «умение жить» определяется не отсутствием проблем, а базовым уровнем психологической грамотности и готовностью вовремя обратиться за помощью к специалисту.
Поэтому серьезной проблемой становится, если установка «хороший психолог не имеет проблем» встречается во внутренней цензуре многих коллег, которые из-за этого игнорируют личную терапию. Вот тоже странно, почему эта терапия называется супервизией. Супервизия – это процесс, в котором коллега (обычно более опытный) анализирует рабочий процесс другого коллеги. А личная терапия – это анализ чувств и эмоций самого психолога.
Разницу между личной терапией и супервизией почему-то проще пояснять на медицинских примерах. Вот, скажем, если врач обращается за консультативной помощью к более опытному коллеге относительно пациента: «Посмотрите, коллега, мне кажется – это аппендицит, а вы что думаете?» – это супервизия. А если тот же врач обращается к своему коллеге относительно себя: «Что-то у меня живот болит, не аппендицит ли это?», то это личная терапия.
А если у самого психолога внутри есть убеждение, что он вообще не должен испытывать проблем, иначе он плохой специалист и никто к нему на прием не пойдет – то такой психолог будет героически умалчивать о своих сложностях, ни перед кем из коллег не раскроется, никаких проблем и запросов о помощи не озвучит, будет держаться до последнего, а потом придет и к профессиональной деформации (поскольку не сможет отключиться от рабочего модуса даже вне работы), и к профессиональному выгоранию (потому что пополнять ресурсы для работы будет просто неоткуда).
Вообще здесь снова придется озвучить, что базовым водоразделом между рабочей сессией (включающей в том числе контейнирование) и обычным человеческим разговором является плата за работу психолога. Это в том числе компенсация трудностей, которые испытывает психолог, говоря о проблемах клиента, а не о своих, и контейнируя эмоции клиента, а не вываливая на него свои. Оплата консультирования закономерно переключает консультанта в рабочий, профессиональный модус. А если двое просто разговаривают о своих делах и ощущениях, то как минимум оба равноправны, вне зависимости от своих профессий, и равно имеют возможность (если хотят) выгружать вовне для обсуждения и облегчения свои эмоции. А если психолог становится клиентом и платит за личную терапию своему терапевту, то он и подавно на этой самой личной терапии не должен делать никакое профессиональное лицо. Он приходит в кабинет (или выходит в онлайн), забирается на диван с ногами, обнимает подушку и говорит о том, что его волнует, тревожит, беспокоит и озадачивает. И таким образом получает возможность адекватно функционировать потом в своем профессиональном модусе.
