Бывает так, что человек приходит на консультацию, не ощущая необходимости в длительной работе, а затем, чтобы получить ответы на какие-то важные вопросы.
Отдельно взятые ситуации могут свидетельствовать о любой психической структуре и любой проблеме, но правомерно предположить, что ауктуализировавшиеся вопросы, заданные специалисту на встрече, ассоциативно связаны.
Случайно вклинившийся в рассказ образ, на котором делает акцент клиент, являсь аффективно-заряженным, также может быть подвержен анализу. Образы могут свидетельствовать о невыразимом опыте и по этой причине не всегда сразу вплетаются в ассоциативную сеть представлений, и иногда нужно время, чтобы распознать их значение для клиента.
Я рассмотрю случай, когда капля дождя, упавшая на стекло, стала таким внезапным образом, породившим сильные эмоции и вопросы у клиента.
Ко мне пришла Евгения, примерно двадцати лет, студентка. Она пришла на одну встречу длительностью 50 минут. Договаривалась о встрече со мной её мать, при этом не было изначально понятно, кто именно придёт на встречу. Когда Евгения вошла в кабинет (одна), она сказала фразу «мы боялись опоздать». Известно, что аналзиу мы можем подвергнуть любую информацию, начиная с момента установления договоренностей, и здесь можно наблюдать некоторую путанность мест.
Евгения рассказала, что у неё есть две основные проблемы, с которыми она пришла.
Первая проблема заключается в том, что она не может до конца пережить расставание с молодым человеком и построить новые отношения. Ей хочется кого-то встретить и влюбиться, но прошлые отношения отзываются в памяти. В этих отношениях молодые люди были поглощены друг другом, постоянно проводили время вместе без желания общаться с кем-то ещё. В середине встречи она неожиданно поняла, что сегодня как раз их вторая годовщина расставания. После расставания у Евгении была депрессия, которая сопровождалась анорексией, но ей помогли родители, которые вытянули её из этого состояния.
Вторая проблема, которая была озвучена как проблема – это панические атаки, беспричинный страх, который возникает в разных ситуациях. Обострились они на карантине (2020), когда она была с семьёй. Мы выяснили, что когда она встречалась с парнем, панических атак не было.
В последний раз паническая атака возникла, когда она сидела в машине, и увидела, как капля дождя упала на стекло. Ей было интересно узнать у меня, как и почему капля дождя может вызвать такой сильный страх. Не смотря на ощущаемые неудобства, Евгения может сама прекращать эти панические атаки. В момент приступа страха она мысленно разговаривает сама с собой, после чего у неё получается взять контроль над своим состоянием и успокоиться.
Евгения помнит свою первую паническую атаку. Ей было 4 года, когда её отправили к любимым бабушке с дедушкой. При прояснении ситуации, мы выяснили, что её отправили в то время, когда она болела и была с температурой, а мама осталась с её младшим братом, к которому у Евгении была детская ревность.
Евгения продолжила приводить в пример ситуации, которые ей казались странными. У неё бывает рвота на нервной почве, и ей странно, что она помнит очень точно обстановку всех этих ситуаций.
Младший брат Евгении рассказал ей (как я поняла речь идёт о недавних событиях), что однажды утром Евгения лежала с открытыми глазами и хныкала как младенец. Евгения сказала, что спала в это время и ничего не помнит.
Также Евгения спросила меня, почему, когда она едет в заполненной электричке, ей тяжело от ощущения многолюдности и «хочется отключиться от толпы».
Первое что мне пришло в голову во время встречи, что у Евгении тревога сепарации, как общий корень всех ситуаций. Тяжелое расставание с молодым человеком, а также первая паническая атака, отсылающая к тяжелой сепарации с матерью.
Также интересно состояние, которое, вероятно, возникло в полудреме, когда Евгения хныкала как младенец. Возможно, в это время во сне она проигрывала ситуацию или даже, предположим, прокручивала ранние вытесненные воспоминания, проживая роль младенца, тревожно ожидающего свою мать.
Зигмунд Фрейд, наблюдая за маленьким ребёнком (история игры в катушку), сделал вывод, что ребёнку важно проигрывать расставание с матерью, чтобы посредством игры справиться со страхом утраты значимого объекта. В случае маленького ребёнка утратой является даже та ситуация, когда мать уходит в соседнюю комнату, ненадолго оставляя малыша, и даже на этом этапе ребёнок закладывает основы для сепарации от родителей.
О достаточно трудном и длительном проживании утраты значимого объекта у Евгении свидетельствует также депрессивный эпизод с анорексией. Анорексию также можно трактовать как наслаждение поглощением «ничто» или наслаждением отсутствия объекта (роль которого выполняет еда), а невротическая рвота может быть также попыткой отделить от себя невыносимый объект согласно оральной логике.
Все эти симптомы могут свидетельствовать о потребности Евгении в переработке тревоги сепарации. Младенец на самом раннем своем этапе становления концентрирует своё внимание на пище. Самый ранний способ принятия и отвержения происходит через поглощение и отрыгивание еды. Поэтому пищевые нарушения уже во взрослом состоянии можно трактовать, как соматизированную попытку переварить или устранить от себя непереносимые эмоции.
Во время встречи я в какой-то момент ощутила себя очень старой, мне казалось, что я уже много десятилетий сижу в этом кресле. Клиентка мне казалась очень юной по сравнению со мной. Поскольку эти ощущения для меня не типичны, из этого контрепереноса я делаю вывод, что Евгения имеет способность легко регрессировать (об этом также может свидетельствовать её история детского плача во сне).
Правомерно предположить, что если в ситуации встречи со мной актуализировался психический механизм, создавший интересующие нас симптомы, то, возможно, этот механизм способствовал возникновению ассоциативной цепочки воспоминаний похожих ситуаций, где именно этот механизм сработал.
Если исходить из этого предположения, то ответ на вопрос, почему упавшая на стекло капля дождя вызывает страх, нужно строить также из предположения о тревоге сепарации.
Я не смогла объяснить Евгении, почему капля дождя вызвала её страх. После нашей встречи у меня было время подумать, и сейчас я рассуждаю следующим образом. Погружение в себя — это погружение в отношения со своими внутренними объектами. Внезапный выброс (вызов) в реальность в виде пугающе промелькнувшей капли является аналогом сепарации с внутренними объектами. С другой стороны исходно параноидальное Эго в попытке установить контроль может испытывать страх из-за внезапности появлений внешних объектов.
Если предположить, что Евгения обладает способностью легко регрессировать в более ранние состояния, то диадные отношения со внутренними объектами являются привычной опорой для выстраивания её самоощущения. При этом, говоря о доэдипальном уровне, мы в первую очередь обращаемся к зрительным ощущениям, на которых преимущественно строятся довербальные отношения. По этой причине тяжелое ощущение толпы, о переживании которого говорила Евгения, также может быть связано со зрительной нагрузкой и множественностью смотрящих объектов, вырывающих её из внутренних опорных отношений, и требующих усилий по работе сепарации.
Если посмотреть на ситуацию с точки зрения психической энергии, то изначально, до введения общего термина либидо, Фрейд разделял сексуальную соматическую энергию и сексуальную психическую энергию. При утрате значимого объекта теряется возможность инвестирвоания в него энергии либидо, из-за чего возникает внутреннее напряжение. Меланхолию (при утрате объекта) Фрейд связывал с нехваткой разрядки психической энергии, а тревогу с нехваткой разрядки соматической энергии.
В данном случае разделение энергий интересно, потому что Евгения сама разделила свои проблемы на две, одна связана с нехваткой разрядки психической энергии (невозможность забыть прежние отношения), а вторая проблема связана с внезапными приступами страха.
Когда Евгения была в отношениях с молоджым человеком, то панических атак у неё не было. Теперь, после утраты объекта, переизбыток либидо периодически изливается в виде грусти или в виде соматических проявлений страха, и даже случайно пролетевшая капля дождя может послужить поводом для разрядки накопившегося напряжения.
Вывод:
Евгения пришла ко мне с определенными ситуациями, которые являются для неё проблемой или кажутся странными. Сам по себе механизм диадных отношений, к которым, вероятно, Евгения склонна, является одновременно и паттерном поведения, и основой для зависимости от отношений, также основой для тревоги сепарации и даже для параноидных тенденций.
Не смотря на то, что описанные проблемы относятся к доэдипальным, поскольку, они представлены Евгенией как эго-дистонные образования, то, возможно, вопрос, с которым пришла клиентка, скорее эдипальный и имеет невротическую природу. Можно предположить, что в данный момент у Евгении происходит внутренний психический процесс переформатирования способа взаимодействия с окружающими людьми в другой тип отношений.
