Когда назревает идея обращения за психологической помощью, в один момент человек задается вопросом: «может ли психотерапия решить мою проблему?».
И к моменту появления этого вопроса, всемирная паутина уже готова предоставить самые разные ответы на любой вкус. Но все ответы, все статьи на тематику зачастую объединяет одно – сама идея «помощи».
Проблема этой идеи в том, что «помощь» приравнивается к эффекту, который производит психотерапия, а это не одно и то же; в том, что эта идея сквозит всюду, даже когда в поисковом запросе слова «помощь» нет вовсе. И если для кого-то важно знать, что ему «помогут», то есть люди, которых эта навязчивость раздражает и отталкивает.
Например, на поисковой запрос «психотерапия» выдаются статьи со следующими заголовками:
· «Помогает ли психотерапия?»
· «Как помогает психотерапия человеку?»
· «Помогают ли психотерапевты людям на самом деле…»
· «Почему психотерапия НЕ помогает?»
· «8 причин, по которым вам НЕ помогает психотерапия»
и др.
Есть один кликбейтный заголовок который мне очень нравится:
«Вам точно не поможет психоанализ!»
Эта фраза вызывает некоторое недоумение, но при этом является правдивой.
Дело в том, что психоанализ далек от идеи «помощи» и слово это не часто встретишь в психоаналитической лексике.
Психоанализ не стремится помочь, но при этом работает.
В этой статье я хотел бы внести ясность почему идея помощи чужда психоанализу; и почему эта особенность необходима для того, чтобы производить терапевтический эффект.
Этическая позиция
К психоаналитику, как и к любому специалисту психологической профессии, обращаются для решения насущных проблем, поиска решений ситуаций, избавления от беспокоящих симптомов и др. Обращаются за тем, что можно обозначить как «помощь».
Да, такие фразы как: «чем я могу вам помочь?» или «психоанализ мог бы вам с этим помочь» — можно услышать от аналитика. Но подобный речевой оборот, лишь побуждает к речи со стороны обратившегося к аналитику человека; побуждает рассказать о проблеме.
На деле этическая позиция психоаналитика не несёт стремления помочь.
Почему?
Начиная разговор о помощи, обязательно сталкиваешься с желанием в её основе — будь то желание поддержать, желание исцелить, избавить от симптомов или страдания и т.п.
Это желание невольно ставит в позицию, в которой предполагается знание о том, «что есть благо» и как будет «лучше» для другого.
Но что точно психоанализу известно, так это значимость крылатого выражения: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».
Порой, эта фраза уместна вплоть до того, что ярое желание помочь, превращается в желание благо навязать и может навредить. В целом же, выражение раскрывает всю серьезность отношения к нейтральной позиции со стороны аналитика.
При столкновении с реальной историей, становится ясно, что как «будет лучше», не всегда может сказать даже сам субъект; а в процессе анализа могут открыться варианты решений ситуации, которые до этого едва ли можно было представить.
Когда же речь заходит о страдании в целом или локальном симптоме, о вещах от которых человек хочет избавиться, оказывается, что эти вещи имеют свою функцию и являются частью устоявшейся психической системы. И здесь также по отношению к страданию и симптому важен подход небеспристрастный, но нейтральный.
Кроме того, желание помочь, «причиняемое благо», совершенно естественным образом вызывает противодействие и отторжение даже со стороны того, кто сам попросил о помощи.
Для наглядной аргументации необходимости этой этической позиции я представлю несколько примеров разной степени абстрактности.
I
Пример из семейной психотерапии, «Благо семьи» и невозможность заранее сказать «что лучше»
Первый пример из области семейной психотерапии, на который я недавно наткнулся в сети. Речь идет о «абстрактной» семье, внутри которой произошла измена.
Обратившийся к семейному психотерапевту человек или пара, говорят об измене как о произошедшем факте, психотерапевт же, мысленно, заостряет внимание не на факте интриги на стороне, а на том, что та стала известна в семье.
Информация о измене попадает в семью не случайно. Будь то небрежно оставленная улика, «прокол» или «исповедь» – это акт, поступок имеющий причины и преследующий определенную цель.
Разумеется, цель, как и причины сугубо индивидуальны в каждом случае.
Например, измена может быть использована с целью разрыва отношений. Оставленной открытой перепиской в забытом на видном месте смартфоне, изменивший сообщает своему партнеру то, что не осмеливался сказать словами и провоцирует именно партнера разорвать отношения, поскольку сам не готов нести ответственность за своё собственное желание расставания или развода.
После разрыва отношений любовник(ца) так же становится не нужен.
Довольно изощренный способ бросить/развестись не правда ли?
Опять-таки, человек не строит планов на этот счет, эти события происходят спонтанно, бессознательно. А с системной точки зрения предпосылки проблемы зреют в семье задолго до подобного события.
Этот пример, при кажущейся сложности, является упрощением. Любая реальная история будет более многогранна и сложна, а представленная интерпретация скорее фантазия «на тему».
Но вернемся к теме текста – психологической «помощи».
Эта проблема – частый повод обращения к семейному психотерапевту. В известных мне школах семейной психотерапии четко определяют цель «помощи» — если обратившаяся пара готова работать над тем, чтобы сохранить брак – все усилия будут на это направлены.
С похожими проблемами люди обращаются не только парами, но и индивидуально. В психоанализе работа ведется с одним субъектом и психоанализ не ограничен моралью блага «семьи», он не ставит во главу угла отношения или брак и не руководствуется идеей их сохранения.
Психоанализ не дает ответа на то, что будет лучше в случае данного примера: разрыв отношений или их сохранение, трансформация, проработка проблемы и т.п. Кроме того, человек, попавший в ситуацию предательства и обратившийся аналитику с проблемой гнетущих отношений сам находится в состоянии смятения. Чувства амбвивалентны – от желания вернуть все как было и забыть как страшный сон, до желания мести. В этой ситуации человек не знает, как правильно поступить, какой исход благоприятный и чем это кончится.
Собственно, за этим и приходят в анализ — получить возможность влиять на происходящее, узнать, как поступить и что будет, справиться с потрясением.
Если бы предполагалось заведомо готовое решение помощи, или какая-то «благая цель», как в этом примере «сохранение брака» то, человек с его личной историей, низвергался бы на уровень объекта, над которым необходимо совершить манипуляцию. Терялась бы многогранность возможных решений, исходов и вариаций перемен для человека, а уникальность случая превратилась бы в шаблон.
Психоанализ не предполагает «помощи», но производит терапевтический эффект. У человека, проходящего анализ меняется способ думать и действовать, следом меняются и отношения в паре, и это вовсе не обязательно подразумевает в случае данного примера сохранение брака. Проясняется сама роль субъекта, в сложившейся ситуации и отношениях, а с этим появляется отчетливая возможность влиять на свою жизнь и справиться с произошедшим.
II
Навязчивая идея, мнимые вариации помощи и «психоаналитическое исследование».
Девушка, недовольная своей внешностью, вынашивает идею преображения путем пластики.
Обращается к аналитику с панической тревогой, что после пластической операции её перестанут узнавать.
—
На поверхности, она приходит к аналитику затем, чтобы избавиться от тревоги и наконец то решиться на операцию.
Но страх того, что её перестанут узнавать, говорит о том, что текущая внешность, при всем желании преображения, родна для неё. При сильном упрощении можно сказать, что тревога вызвана страхом перестать быть собой.
—
Навязчивая мысль об операции, также причиняет страдание, буквально не дает жить. Это может проговариваться в кабинете: «эти мысли не дают мне покоя, я не хочу об этом думать».
Избавление от навязчивой идеи также принесло бы облегчение, что тоже можно назвать своего рода «помощью».
—
В конфликте этих желаний прослеживается запрос. Девушка обращается не столько с целью избавиться от тревоги препятствующей операции или для избавления от навязчивых мыслей — она жалуется на непринятие своего образа.
То есть если в ходе анализа произойдет что-то с непринятием внешности — исчезнет и потребность в пластике и тревога.
Таким образом можно выдумать самые разные варианты «помощи».
— от примитивных и довольно вульгарных, вроде «поддержки» идеи, или наоборот «отговаривания» от оной;
— до звучащих психологично, например — «проработка непринятия своего образа».
Но ни в одном из этих вариантов не идет речи о психоанализе.
Я предлагаю несколько отвлечься данностей, представленных в примере и позадаваться вопросами.
Вам не интересно, почему именно пластика?
Если появилось импульсивное желание изменить внешность почему она просто не перекрасила волосы? Почему не пирсинг или тату?
Что именно не так с внешностью?
В чем изъян?
Какой элемент внешности требует изменений и почему он? Что с ним не так? Какая история с ним связана?
…
Почему именно это, а не другое?
Откуда и как появилась эта навязчивая мысль?
…
Последние два вопроса – обобщение предыдущих. И вопросы эти совершенно не касаются дилеммы «как и с чем помочь», они скорее представляют интерес к нюансам случая: «почему именно это», «почему так»;
интерес к области психического, к причине и устройству «проблемы» или симптома (в случае этого примера — навязчивой идеи).
Такие вопросы демонстрируют дух психоаналитической практики.
Психоанализ – это анализ, исследование тех психических сил, которые руководят вашей жизнью, и о которых вы даже не догадываетесь. В конечном итоге это исследование позволяет обуздать эти силы, дает возможность выйти из-под их власти.
Если говорить о представленном примере, результатом такого исследования вполне могло стать то, что навязчивая мысль потеряла бы свою силу и попросту исчезла в тот момент, когда её источник оказался бы разгадан. Решение о пластической операции в таком случае принималось бы более свободно, без гнета аффективного стремления и навязчивой идеи.
«Психоаналитическое исследование» — именно это словосочетание употреблял Фрейд, описывая психоаналитическую работу. Говоря о исследовательской деятельности, следует уточнить, что ей свойственна необходимость быть непредвзятой и нейтральной. Честолюбивое желание помочь в эту картину не вписывается.
Читая эти строки, кто-то мог бы подумать, что в роли исследователя выступает аналитик, а анализант – это некий исследуемый объект – но нет; исследователем здесь в большей степени выступает сам человек проходящий анализ, однако это тема для другого разговора.
III
«Однозначное благо» или разговор о симптоме
Далеко не всегда можно говорить о той многогранности случая, в которой можно предложить множество вариантов «как помочь». Хотя я уже аргументировал почему психоанализ не учитывает эти мнимые способы помощи, для полноты картины можно представить ситуацию, в которой «благо» — очевидно; но лишь затем, чтобы и здесь подтвердить необходимость этической позиции, согласно которой психоанализ не стремится помочь.
—
Человек обращается к аналитику с определенной формой фобии — с боязнью летать на самолете, делающей невозможным перемещение данным способом, что доставляет огромное неудобство.
—
При обращении с данной проблемой, требование предельно конкретное – избавить от фобии.
Здесь не может быть разночтений о том «с чем помочь»; «благо», казалось бы, очевидно.
Человек желает избавиться от чего-то затрудняющего жизнь и доставляющего страдание, а значит задача специалиста помочь ему с этим — но в русле психоанализа это не совсем так.
И хотя в конечном итоге анализ приводит к облегчению страдания, улучшению самочувствия, и, наконец полному избавлению от симптома — такой задачи психоанализ не ставит.
Для того, чтобы объяснить почему и в этом случае психоаналитик не будет проявлять стремления помочь, необходимо прояснить психоаналитическое отношение к симптому или к какому-либо негативному проявлению. Ради удобства аргументации поставим фобический страх с симптомом в один ряд, приравняем их.
Любой симптом используется функционально. Даже самые банальные, знакомые всем физиологические симптомы, вроде кашля, температуры или насморка имеют свою важную функцию.
При том неудобстве которое они доставляют болеющему человеку, эти механизмы и процессы работают на выздоровление.
Только вот кашель, температура и насморк – это вещи которые, зачастую, воспринимаются больным как сама болезнь, а не как защитный и восстановительный процесс. В таком случае человек пытается от них избавиться, не задумываясь об их функции.
Купировать кашель труда не составит, но проблему это не решит, а может и в целом замедлить ход выздоровления. Это лишь симптоматическое лечение не затрагивающее генезис.
Ни один врач не будет обманываться тем, что можно вылечить «кашель» или «температуру», потому что эти вещи являются не болезнью, а следствием. Лечение должно быть направлено на причину.
Ситуация с психосоматическими и психологическими симптомами аналогична приведенной выше.
Как и врач, психоаналитик не будет обманываться тем, что можно исцелить к примеру, психосоматические мигрени, бессонницу, фобический страх перелетов или любое другое проявление.
Не будет обманываться по тем же самым причинам что и врач.
Аналитик понимает, что эти негативные проявления – лишь следствия, симптомы, а также по аналогии могут иметь некоторую полезную или защитную функцию.
Можно попробовать оспорить сказанное.
Заявить, что рефлекторный кашель при болезни помогает очищать дыхательные пути, в то время как невротический кашель (например, в виде тика) не имеет под собой никаких физиологических оснований и доставляет только неудобство.
Или указать, что нормальный страх – сигнализирует об опасности, в то время как фобический страх абсолютно иррационален, и объект страха никакой опасности не представляет, и ведь человек страдающий фобией вполне это понимает, но ни один разумный довод на фобический страх не повлияет.
Сомнительная функциональная польза… если следовать такой аргументации.
Но тут следует говорить о другом.
Симптомы, образованные психическими процессами, имеют более разнообразный спектр функций. Здесь нельзя заявить, что они «работают на выздоровление», нет, но в каждом случае они являются частью уже устоявшейся психической системы, и у каждого человека выполняют функцию субъективную и индивидуальную.
Они могут использоваться в отношениях с другими людьми; могут, несмотря на свое неудобство, приносить вторичную выгоду или даже мазохистическое удовольствие; могут быть попыткой буквально сказать что-то без слов и др.
При мнимой чужеродности симптома, психика человека не спешит с ним расстаться, вокруг симптома может выстраиваться свой собственный образ, субъективность, симптом может использоваться как метка идентификации со значимыми людьми.
Эти изыскания – сильное упрощение, но даже при этом видно, что с «негативными проявлениями» всё сложнее чем кажется.
При таком понимании симптома и отношении к нему невозможно говорить, что избавление от оного — однозначное благо. Резюмируем положения в пользу этого:
· Симптом – образование имеющее причину и функцию;
· Симптом – часть сложившийся психической системы;
· Устранение симптома не решит проблему. Психическая система восстановит его или образует за место него новый.
Если же вернуться к психоаналитической работе, это прояснение отношения к симптому не вносит особых новшеств как с точки зрения этической позиции, так и с точки зрения техники психоанализа.
При работе с симптомом областью внимания также становится как психическая жизнь в целом, так и отдельные нюансы – хитросплетения между симптомом, и теми выгодами которые он дает; между генезисом симптома, субъективными особенностями человека и его жизненной историей и др.
О результатах я уже упоминал – психотерапевтический эффект выражается в облегчении и улучшении самочувствия вплоть до избавления от симптома.
Психоанализ не стремиться помочь, потому что стремление это и сделает анализ, а за ним и психотерапевтический эффект — невозможным. Эта особая этическая позиция и позволяет анализу идти своим чередом и производить терапевтический эффект.
Михаил Казанцев
Психоаналитик
Придерживаюсь взглядов Фрейдо-Лакановской школы
kazantsev.psy@gmail.com
