В последнее время часто анализируются или психологически «разбираются» (в любом случае имеет место быть анализ, а не синтез) продукты различного рода фантазий: текстовые художественные произведения, фильмы или сериалы, имеющие, впрочем, в основе всё тот же текст в виде сценария соответствующего кинематографического опуса. Хотелось бы обсудить психоаналитические подходы к данному явлению.

Это, вероятно, имеет под собой фундамент в виде некоей психоаналитической традиции, заложенной Фрейдом с анализом «Мемуаров» Шребера, и заключением на их основании выводов, которые проверить невозможно, и они a priori считаются несомненно верными. Однако, весьма сомнительно, что можно получить достоверную картину «душевной жизни» индивида исключительно по его письмам или дневникам, сколь интимными и искренними они не были бы. Надо отметить, что и сами случаи Фрейда в свою очередь частенько анализируются и «мусолятся» личностями нарциссического склада в бессознательных попытках переплюнуть «отца психоанализа», усовершенствовать и дополнить фрейдовские мысли, не пересекая, впрочем, при этом некую черту.

Ведь «отец Фрейд» мог ошибаться только в мелочах, но не в общем направлении анализа, которое и продолжают его «дети». Более того, некоторые утверждают и самого Фрейда «прошедшим самоанализ» в письмах Флиссу. Этим они как бы легитимизируют мысль о том, что в исключительных случаях ярчайшие таланты могут пренебречь нормальным и полноценным личным анализом в кабинете, либо «пройти» его формально (как Лакан у Лёвенштейна), бесконечно сопротивляясь и не развивая перенос, чтоб не чувствовать ущерба своей нарциссической грандиозности ввиду подобной «слабости».

Наиболее проницательные читатели уже догадались, что между нарциссичностью и фантазированием имеется прямая взаимосвязь. Условный нарцисс сначала манипулирует внутренними интернализированными объектами, достигая в этом мире «высокого статуса», а затем проецирует подобную систему отношений во внешний мир с целью напитаться значимостью уже от внешних объектов, от которых он ожидает внимания и обожания его уникальной грандиозности.

При этом данные субъекты живут иллюзиями, поскольку, как правило,  уникальности в подобных индивидах нет. Они глубоко вторичны и как будто играют роль кого-то. Довольно ярким примером тут может служить недавно сильно оскандалившийся историк Соколов, по странному совпадению тоже самозабвенно увлеченный французской культурой, как и многие наши аналитики, страстно, и даже как-то наивно, «косплеивший» Наполеона подобно ребенку, играющему в солдатики. Типичными примерами для подражания в российском психоаналитическом мире являются Фрейд и Лакан. Некоторые пытаются «инкорпорировать» сразу обоих, и у них получается «Фрейд-Лакан».

Нетрудно предположить, что, проводя постоянную фантазийную работу во «внутреннем контуре», такой человек склонен к навязчивому продуцированию бесконечных умозрительных конструкций и теоретических абстракций. Книга, фильм и т.д. – отличный повод пофантазировать путем анализа несуществующих личностей или отношений. Это ни к чему не обязывает и не призывает ни к какой ответственности за свои интерпретации.

Взглянув на ситуацию здраво, можно сделать вывод – довольно сложно предсказать, во что может вылиться восприятие текста или серии текстов как основы для прочных логических умозаключений. Задать вопросы книге или сценарию невозможно и, учитывая то, что художественное произведение – это продукт фантазии, а не исповедь (ведь даже исповедь имеет на себе отпечаток фантазий и домыслов о своей личности), все анализы и разборы продуктов данного вида творчества можно считать гаданием на кофейной гуще.

Почему тем не менее это происходит? Происходит в ряде случаев даже не «частным порядком», а совместным обсуждением, где все участники некоторым образом одновременно регрессируют согласно механизму, описанному в «Массовой психологии и анализе Я», теряя любое критическое мышление и вовлекаясь в жаркие дебаты из различного рода догадок и предположений. Существует ещё более пугающая и даже ужасающе неэтичная версия подобного формата – т.н. групповые супервизии.

Конечно же, исходя из вышенаписанного, первое, что можно предположить тут – возможность предъявить окружающим свою психологическую зрелость (важный аспект, который сразу же выдает как раз таки незрелость) и проницательность, подробно разобравшись в ситуации, выстроив цельную концепцию событий и характеров произведения. Само по себе подобное желание разгадать, что называется, тайны человеческой души по n-ному числу страниц текста или паре часов видеоматериала является довольно простодушным, а стремление поделиться подобным «открытием» – неосознанной тягой к получению позитивного отклика извне для повышения самооценки. Немаловажен и тот факт, что для разбора текста книги (или сценария, разыгранного актёрами), не требуется приложения больших усилий, таких, как поиск реальных клиентов и многочасовая работа с ними, предваряющие какие-либо теории и выводы. Иными словами, мы имеем самый лёгкий способ кого-нибудь «быстренько проанализировать» и выдать результат публике в надежде на позитивную оценку.

Тут мы подходим к объектно-субъектным отношениям. Со времён Фрейда и Кляйн повелось, что все остальные личности с точки зрения конкретного индивида (субъекта) являются объектами, с которыми он взаимодействует, а если выразиться проще, то манипулирует с целью удовлетворения своих потребностей (происходящих из инстинктивных влечений). Это предельно циничный и биологизированный взгляд на межличностные взаимоотношения, который мы можем допустить только на уровне бессознательного, что функционирует как бы на основе крайне инфантильной и упрощённой психодинамики. Чисто утилитарно используя других, аналогично тому, как младенец использует материнскую грудь (или мать в целом) исключительно для собственного насыщения, не задумываясь о каких-либо чувствах матери по этому поводу. Это простая эксплуатация в личных целях.

Подобный подход совершенно логичен и оправдан. Если бы мы изначально рассматривали всех встречаемых нами людей как сложных и уникальных личностей и пытались бы выработать для каждого из них не менее комплексный и оригинальный метод взаимодействия, психика быстро бы выгорала, не справляясь с нагрузкой. Не говоря уж о времени, которое требовалось бы на установление данных прочных контактов. Таким образом, естественно то, что, при первом контакте с другой личностью «автоматически» включается быстрая связь «субъект-объект», которая соответствует бессознательно-инфантильному восприятию другого человека. Мы как бы вешаем на человека ярлык путем мгновенной проекции на него образа какой-то похожей фигуры из хранилища бессознательного, далее глубоко не развивая с ним отношений. Можно предположить, что характер именно такой связи носит подавляющее число ежедневных человеческих взаимоотношений. Именно поэтому одно из направлений в психоанализе обобщено под названием «теории объектных отношений».

С наиболее близкими объектами развиваются более сложные «душевные связи», при которых другая личность воспринимается не как объект, а как «равный мне субъект», точно такая же личность со своими чувствами, желаниями, особенностями, их необходимо учитывать, прислушиваться к ним, и т.д. Таким образом, устанавливается связь «субъект-субъект», прочный эмоциональный контакт или «раппорт», свойственный развитым, цельным, «осознанным», как модно сейчас говорить, личностям. Таковых в обществе, к сожалению, крайне мало и в основном мы имеем потребительское отношение людей друг к другу, что закономерно приводит к разного рода конфликтам и разочарованиям между людьми, которые пытаются быть «близкими» друг другу.

Психотерапия, очевидно, и состоит в налаживании этого раппорта, как проживания опыта прочных отношений «субъект-субъект» (или «Я – Ты» вместо «Я – Оно»), которого человек не имел по причине различных нарушений в детстве, где «авторитетные фигуры» ему этого опыта не дали либо дали недостаточно. Впрочем, тут мы, видимо, вступаем на территорию г-на Рождественского с его «субъект-ориентированным» подходом.

Проблема (психоанализа в том числе) заключается в восприятии клиента-пациента в качестве объекта, что рационализируется через необходимость следования «традиционным методам», в которых аналитик не вовлекается в эмоциональный контакт, а должен представлять собой безликий «экран». Такой подход, безусловно, упрощает работу. Можно принимать больше клиентов, получать больше денег, эмоционально отсутствуя и профессионально не выгорая. Но обратной стороной такого поведения является своего рода обесценивание сложности конкретной человеческой личности, и бессознательная попытка низвести его к некоему более простому и стандартному обезличенному «диагнозу».

Именно это в рафинированном виде мы и имеем в анализе художественных фантазий. Здесь есть широчайший простор для подгонки героя под понравившийся ярлык-диагноз, и имеется возможность «дорисовать» все необходимые для этого черты характера и особенности с помощью фантазии собственной, поскольку уж тут-то точно не живой человек, не личность, а объект. Иными словами, это анализ простейший, «инфантильный». Это подтверждается тем, что, как правило, версия анализирующего художественное произведение преподносится в безапелляционном, категоричном виде утверждения, а не в виде одной из множества гипотез.

Вернёмся, однако, к высказанному в начале статьи предположению. Не хочется повторяться, однако нарциссические элементы, свойственные, конечно же, абсолютно любой личности, среди психологов, психотерапевтов, психоаналитиков, встречаются очень часто в некоем усиленном варианте. Это ярко заметно по настойчивым попыткам привлечь к себе внимание в медиапространстве, свойственным очень многим представителям данных профессий. Снова встаёт вопрос об инфантильности и её связи с нарциссизмом. Та же Мелани Кляйн утверждает, что нарциссизм присущ ребенку самого раннего возраста, чьи потребности сразу же безусловно удовлетворяются грудью-матерью, вызывая в нем бессознательные ощущения грандиозности и всемогущества, и, соответственно, чем более превалируют в характере нарциссические наклонности, тем прочнее застрявшим в ранней параноидно-шизоидной позиции субъект является.

Необходимо, конечно, оговориться, что инфантильность не является тут в полной мере подходящим термином, поскольку он несколько «замылен» психиатрами, бытовым употреблением и несёт характер некоего упрека в недоразвитости. Внутренний ребенок есть в каждом из нас, и более того, любой человек большей частью своей личности является ребенком, если мы примем за аксиому идею Фрейда о том, что с самого рождения психика человека существует только лишь как бессознательное, и лишь потом из него развиваются Эго-инстанции. При этом бессознательное всё равно по условному объему остаётся наибольшим пластом «душевной жизни» человека.

Хартманн также утверждает «начальную матрицу» Ид-Эго, где различия ещё не дифференцированы. Поэтому мы можем говорить об инфантильности как о естественном феномене, при котором сформированное в процессе физического взросления «Я» недостаточно сильно для взрослой жизни с полноценными, взвешенными и уважительными межличностными отношениями. Из-за нарушений развития в раннем детском возрасте (различного рода травм, отверженности родителями, недостаточного ухода и всякого рода «токсичных» отношений со значимыми фигурами) Эго не становится достаточно крепким, чтоб должным образом доминировать в повседневной жизни, достаточно легко справляясь с жизненными трудностями и неурядицами. Такой человек всего лишь играет роль взрослого успешно или неуспешно с помощью своего «социального Эго» («центральное Эго» в терминах Фэйрберна) – инстанции, служащей для формального взаимодействия с обществом носимой повседневно «маски».

Таким образом, инфантильность не означает какой-то патологии, вроде аутизма. Она означает некий перекос психики в сторону бессознательных процессов, что по факту выражается в преобладании в душевной жизни более простых реакций, психологических защит, поверхностных и категоричных суждений и т.д.

О работе в кабинете, какой бы трудной, долгой и, в итоге, успешной она ни была, рассказать широкой публике невозможно по причине конфиденциальности и случившихся в ней ошибок со стороны аналитика, о которых говорить в любом случае трудно. Однако заявить о себе хочется. Этого требуют вышеупомянутые нормальные нарциссические элементы личности, нацеленные на получение похвалы и восхищения. Без здорового самолюбия человек полноценно существовать не сможет, поскольку весь его либидо-поток согласно Фрейду замкнётся на каком-то внешнем объекте, от которого он будет находиться в полнейшей зависимости, не являясь при этом полноценной отдельной личностью. Опасность в том, что, чем более эти нарциссические элементы превалируют в психике, приближаясь к патологической зоне спектра «нарцизма», тем больше субъект склонен к бесконечной теоретизации и сведению психоанализа к удобной практике толкования абстрактных сюжетов искусства, введению сложных гипотетических конструкций, невнятных терминов с запутанными смыслами, и, как итогу всей подобной линии действия, перенесению психоанализа из области практической в бесконечную «семинарскую интеллектуализацию» – то есть рассмотрению психоаналитической тематики как инструмента для повышения своей личной значимости.

При этом собственно психоанализ ничем не обогащается, никуда не двигается и превращается в болото невнятных смыслов, кладбище наукообразных формул и терминов, а также совокупность разнообразных манипуляций с подменой понятий, зачастую даже с радикальным обращением в противоположность вроде весьма циничной идеи о сокращённых (по желанию аналитика) сессиях, рационализированной в виде заботы о клиенте, который, видимо, в этой парадигме является совершенно пассивным существом, зависящим от воли аналитика, знающего, когда лучше прервать сессию. Или в форме замечательного своей логикой тезиса о не имеющим понятия времени бессознательном. Тут можно пошутить, что, однако, бессознательное, судя по всему, прекрасно умеет считать деньги за эти сессии, понимая, что полноценная оплата за меньшее время – это отличный способ меньше работать и больше теоретизировать.

Все это очень прискорбно ещё и потому, что в российской психоаналитической действительности подобные поступки, как и, мягко говоря, эксцентричные действия Лакана и его последователей не вызывают возмущения или неприязни. Нормально воспринимается и тот факт, что, по утверждению Грина, Лакан избивал некоторых (мазохистических, несомненно) своих клиентов. На простое враньё это списать не получается, поскольку верный «мэтру» Бенвенуто на это утверждение возражает лишь невнятной репликой о преклонном возрасте аналитика, проделывавшем подобные фокусы в духе маркиза де Сада. Видимо, логика тут состоит в том, что возрастная деменция автоматически отменяет любую этику. Крепкая идентификация (вплоть до примитивной идеализации) с любимым объектом превращает всякое его действие в позволительное или даже правильное, вплоть до сакрального. Слава богу, физические наказания клиентов на данный момент, вроде бы, не практикуются, однако некое снобистское поведение аналитиков, как бы находящихся в позиции «над простыми смертными» до сих пор существует как реликт былого всемогущества, грандиозности и вседозволенности.

По всему этому можно наблюдать куда приводит лёгкий путь ни к чему не обязывающих абстракций.  Можно написать пространно-туманное эссе, мельком увидев в кадре корейского сериала книжку Лакана (все остальные книги на столе, посвящённые художникам, понятное дело, игнорируются), о глубочайших связях мотиваций героев с откровениями из семинаров. Можно, наоборот, учтя контекст местонахождения этой книги, заключить, что читавший данный трактат персонаж совершенно идентифицировался с ярким авантюристом, подобно ему уверовал в свою исключительность и «вписался» в рискованное сомнительное предприятие, в надежде на выигрыш и последующую богатую «богемную» жизнь, где благополучно и сгинул. Но обе эти версии не имеют ни малейшего смысла, ибо далеки от изначального замысла авторов сценария. Замысел же мы, вероятно, никогда не узнаем, и сей виртуально-мечтательный анализ повиснет в воздухе, не найдя себе точки приложения, но теша самолюбие аналитика.

Кинематограф, безусловно, искусство весьма сильное и убедительное. На момент просмотра фильма или сериала наш аналитик, жаждущий раскрыть тайны психической реальности героев, воспринимает показываемую ему историю всерьёз (бессознательно регрессируя), то есть так, как если бы эти герои существовали в действительности, а не были бы всего лишь плодом чьей-то фантазии. Но, как мы уже знаем, это всего лишь актёры, отыгривающие чей-то текст; текст, отражающий видение автором тех или иных фигур через призму собственного субъективного опыта. Получается то, что мы можем анализировать в кинокартине, в лучшем случае, личность автора её сценария, его представлений о людях, их мировоззрениях и поступках, причём на основании весьма скудного и преимущественно фантазийного (а возможно и не отражающего личную точку зрения, а просто заказного или манипулятивно направленного на зрителя или читателя материала).

Соответственно, когда кто-то достаточно серьезно пытается «разбирать» киногероя, это выглядит довольно странно. Рассуждая логически, подобное можно рассматривать лишь как бесконечно гипотетический тренинг разума или игру, наполненную личными проекциями.

Совсем бесполезным, конечно же, анализ фантазий в виде художественных произведений, назвать нельзя. Любая фантазия основана на реальности, уточним это ещё раз, и являет собой причудливый сплав окружающей нас действительности и внутренней психической реальности автора. Однако, достоверной информации для генерирования каких-либо выводов в фантазии ничтожно мало, и её обсуждение есть построение шатких гипотез («А может быть… ») и детская игра «в угадайку», результаты которой необходимо аннулировать по завершении игрового процесса, вернувшись в реальность.

Мы можем на основании визуального или текстового произведения сделать какие-то выводы об отдельных чертах личности автора сценария и степени его таланта и проницательности. В некоторых фильмах, скажем, в глаза сразу бросается ужасающий диссонанс между героем, претендующим на наиболее точную репрезентацию реально существовавшей или потенциально могущей существовать личности, и действительностью, в которой подобные люди существовать не могут, поскольку «сочетают в себе несочетаемое» либо же являются «плоскими» и примитивными до невозможности. Например, небезызвестный фильм «Секретарша», часто предлагающийся для анализа как пример отношений садомазохистических пар, вызывает гомерический хохот нежной романтической идиллией в подобном союзе и чудесным превращением главной героини из замкнутой и аутичной личности сразу же в чувственно-яркую «роковую женщину» (и отнюдь не путём трансформации мышления с помощью специалиста-психолога). Это пример перенесения индивидом в сценарий собственных желаний и заблуждений. В противовес этой поделке в фильме «Аффект» довольно убедительно показывается психотический маниакальный эпизод, выдавая определенные познания создателя картины в сфере психологии и психиатрии. Однако, это ни в коем случае не реальная история личности со всеми необходимыми для анализа нюансами.

Вернёмся теперь к мысли о том, что многие предпочитают коллективное фантазирование над какими-либо произведениями в психоаналитическом ключе, собираясь на соответствующие мероприятия. Это, конечно же, способствует взаимоидентификации, созданию неких позитивных объектных связей. Можно предположить, что именно эти связи и являются целью данного вида собраний, а «фантазийный анализ» – это лишь предлог для этого. Совместно разобрав какой-либо «кейс», убедив друг друга в правильности своих суждений и испытав определённую гордость от совместной работы по успешному «закрытию дела», легко получить позитивные эмоции и уверенность в своём верном аналитическом мышлении. Впечатлительные личности затем, в ряде случаев, совершенно убеждаются в своём таланте и проницательности и в реальной ситуации анализа с реальным человеком пытаются применить на нём теории из ситуаций «фантазийного анализа», бессознательно используя суггестию на не влезающим в рамки надуманной концепции индивиде. Сопротивление при этом считается не вполне адекватной реакцией: субъект как бы имеет на него право, как на естественную защиту от проникновения во внутренний душевный мир, но одновременно аналитик уверен и в правоте своих интерпретаций. Это ярко видно по ряду случаев Фрейда, который, надо отметить, на сознательном уровне был против суггестивных методов, памятуя о гипнозе, но в ряде случаев, видимо, стремление «быть правым» оказывалось сильнее. Когда люди считались «нарушенными» исключительно на стадии эдипальных конфликтов между инстинктами-влечениями и требованиями морально-нормативного характера (со стороны общества и Супер-Эго), все их робкие попытки возражений на предположения о том, что они непременно хотели сексуальных контактов едва ли не со всеми окружающими, включая родителей, и только это было причиной всех их проблем, Фрейдом категорически отметались (яркие примеры – описания анализа Доры или Панкеева). Данный ортодоксальный и весьма ограниченный подход в России распространён, надо отметить, и до сих пор, идентифицирующимися с Фрейдом вплоть до его полнейшей идеализации (механизм, о котором уже упоминалось выше в связи с Лаканом) аналитиками. Соответственно, анализ фантазий по текстам с однозначными выводами в результате, о чём говорилось в начале статьи считается нормой и хорошим тоном – ведь «так делал сам Фрейд!».

Подытожим: анализируя плоды чьих-то фантазий, в лучшем случае мы можем узнать что-то немногое об особенностях мышления автора этих фантазий, не позволяющее сделать никаких надёжных выводов; а в худшем – рискуем погрузиться в не имеющее практического приложения околопсихоаналитическое фантазирование и теоретизирование, стремление «анализировать все и вся» подобное детскому желанию «попробовать всё, до чего можно дотянуться, на вкус». Возможен также вариант подражания своему кумиру, который проделывал что-то подобное; однако, как можно предположить, имеется сочетание обеих мотиваций. Целью в первом случае, видимо, является, бессознательное построение простой и ясной системы с как можно меньшим количеством неопределенности, стандартизированно применимой в большинстве случаев суждения о каких-либо явлениях или людях. Во втором – укрепление идентификации с любимым объектом и повышение самооценки.


Библиографический список:

  1. Кляйн М. «Заметки о некоторых шизоидных механизмах».
  2. Против лаканизма – интервью с Андре Грином (статья в Европейском журнале психоанализа №2 (2014)).
  3. Фрейд З. «Из истории одного детского невроза».
  4. Фрейд З. «Массовая психология и анализ Я».
  5. Фрейд З. «Психоаналитические заметки об одном автобиографически описанном случае паранойи».
  6. Фрейд З. «Фрагмент анализа одного случая истерии».
  7. Фэйрберн У.Р. «Избранные работы по психоанализу», изд. «Канон+», 2019.

Николай Басов
Выпускник бакалавриата ВЕИП

Добавить комментарий