На одной из лекций, посвященных проблеме безотцовщины, меня спросили: «Неужели без отца ребенок не сможет вырасти психически здоровым человеком? Неужели его нельзя заменить?». На основе своей частной/клинической практики я делаю вывод, что такие вопросы рождаются из боли, злости, страха, и порождают те же чувства: представьте, что кто-то задается вопросом «как и можно ли вас заменить». Идея исключения и/или замены наталкивает нас на мысль о фиаско. Но о чьем фиаско и когда оно произошло? Существует множество предположений на этот счет, в том числе о том, что это не справился мужчина.
Правильный вопрос, с которого следует начать: «Кто такой отец?». Так могут называть мужчину, чей сперматозоид оплодотворил материнскую яйцеклетку. Подобный ответ совершенно нас не удовлетворит, потому что такая позиция исчерпывала бы функции родителя донорством, и биологический «отец» мог бы самоустраняться в неизвестном направлении еще до рождения ребенка, не откладывая какой-либо отпечаток на психике. Но именно биологические предпосылки определили социокультурные особенные характеристики отца, а именно: это тот, кто отделен от своего семени после полового акта и не вынашивает плод; следовательно это тот, кто всегда может сомневаться в своем родительстве в отличие от женщины-матери. Здесь берет начало психоаналитическая мысль о возможной исключенности и сомнении, которые заложат основу извечного внутреннего конфликта отца. Обстоятельства «рождения» отца станут одним его полюсом, а влечение к власти и всемогуществу — другим.
До нас дошло много мифов и легенд. Как мы видим, верховные божества в большинстве случаев мужского пола, а сюжеты типичны в части противостояния отца и сына. Сатурн пожирает своих детей из страха, но потом его всё-таки обманывают, или древнегреческий вариант, где Хронос (Кронос) кастрирует своего отца, чтобы взойти со своей сестрой на мировой трон. Отец жесток и это передается детям и дальше. Зигмунд Фрейд осуществил дешифровку этих культурных кодов с помощью мифа об Эдипе, что легло в основу его психоаналитической теории развития личности. Вытесненное бессознательное сексуальное влечение к матери и неосознаваемая конкуренция по этому поводу с отцом, видится как прямая отсылка к животному миру, где нет табу на инцест, а любой самец — конкурент за еду и самок.
История отца в период с древнейших времен до нового времени в сухом остатке представляла собой создание такой социокультурной диспозиции, при которой завоевывать и доказывать власть не нужно. Тысячи лет авторитарной патриархальной системы с учетом мифов, религии, литературного и других видов искусств, не смогли исключить фундаментальный внутриличностный конфликт отца, но только лишь укрепили его обсессии. Если исключить полюс страха и незнания своего предназначения и влечение к власти, как ответ на раздражитель перестанет существовать, это может привести к гибели отца. Следовательно, фигура этого родителя иной быть попросту не может.
«Адам и Ева» Брейгеля, «Вавилонская Башня», триптих Босха, «Тарас Бульба», «Иван Грозный убивает своего сына» Репина и многие другие мировые шедевры искусства — везде сюжеты о запрещенном, но неизбежном, о том, что будет происходить, пока существует человек. Человеку нужен отец, который будет той самой персоной власти, дисциплинирующей и наказующей. Но не только поэтому.
Многие психоаналитики (Laplanche, Kutter, Stork) отмечают, что решающая функция отца — быть объектом идентификации в целях последующего здорового психического развития. Здесь мы наблюдаем ключевую сложность: родителю, чье существование определено агрессивными импульсами, необходимо создавать отношения с ребенком, нагруженные либидинозно (любовью и заботой). Конфликт, о котором говорил Луиджи Зоя («Отец») — «парадокс отца», заключается в противоречивых требованиях к отцу: быть нежным по отношению к ребенку, но жестоким за пределами семьи. Невероятно интересным является факт, что культура (создателем, которой по сути и является отец, так как его функционал носит культурологический характер, тогда как материнский — природный) ранее обслуживавшая интересы отца в части закрепления постулатов о неоспоримости его власти, с XIX века начала разворачиваться на 180 градусов. Движения суфражисток, повышение значимости роли ребенка с расширением его прав, постепенный уход монархии в прошлое — буквально все пронизано стремлением к равноправию, а это совершенно противоречит генезу отца.
В 20 веке после мировых войн в семьи не вернутся миллионы отцов, что даст начало реальной безотцовщине, что окажет влияние на многие поколения вперед. Это будут поколения, выращенные в кругу мам, бабушек, сестер и теть — в женском кругу. Увеличится рост числа разводов по всему миру, станет больше случаев домашнего насилия, начнутся сексуальные революции и будет наблюдаться бум на однополые отношения, смену пола и все, что связано с полоролевой идентификацией — живое свидетельство утраты обществом отца.
Психоаналитическая практика сегодня буквально переполнена случаями анализантов, не знающих как жить, они наполнены тревогой или депрессивным состоянием. Анамнезы таких случае содержат в себе тему безотцовщины: родителя умершего, бросившего своих детей, жесткого и деспотичного или слабого и отстраненного, зависимого от алкоголя или наркомана. Подобная картина приводит к невозможности и нежеланию идентифицироваться с такими отцами, что в свою очередь ведет к серьезным личностным структурным дефицитам. Последствия указанных личностных пробелов типичные: расстройства пищевого поведения, психосоматические заболевания, зависимости, промискуитет, изоляция, смена места жительства, неопределенность в сексуальных предпочтениях, трудности в сексуальной ориентации или половой идентификации.
Массовые потери среди мужского населения в период войн 20 века ускорили тенденцию-требование к эволюции отца в культурном плане. Однако наше бессознательное, как показывает практика, за такой эволюцией не успевает и продолжает функционировать архаично. Предположу, что вопрос изменения образующего конфликта отца может претерпевать изменения, но не такие глобальные и обширные, как нам хотелось бы, ибо как уже было отмечено, не стоит умалять нашей связи с природой животного мира, законы которого достаточно жестоки.
Фигура отца противоречива по своей природе и в связи с культуральными особенностями, происходящими в том числе из физиологии. Психоанализ и психоаналитическая практика не заполнит пустоты в связи отсутствующим отцом, но позволит сформировать отношение к этим лакунам, отношение к отцу, которого не было. Бессознательное двусоставное: из материнского и отцовского. Все поименованные симптомы приходят на место пустот, чтобы заполнить их собой. Тенденция к возможности заменить отца с учетом изложенного, представляется иллюзорной, но пленительной по-своему для тех, кто столкнулся с безотцовщиной, ведь в этом случае не придется горевать. В современных вопросах «неужели без отца ребенок не сможет вырасти психически здоровым человеком? Неужели его нельзя заменить?» можно расслышать приглашение отцу занять свое законное место — быть авторитетом, любить своих детей, учить справляться с трудностями и неудачами, научить «что делать с этой жизнью».
Библиографический список:
- Толкование сновидений. Фрейд З. (в пер. Боковикова А.М.), 2004.
- Гёльдерлин и поиск отца (Laplanche), 1975.
- Энциклопедия глубинной психологии. Том 2 (в пер. Боковикова А.М.), 2001.
- Психоанализ. Введение в психологию бессознательных процессов. Куттер П., Мюллер Т., 2011.
- Отец. Зойя Л., 2001.
Автор: Антон Билецкий
Психоаналитический терапевт, клинический психолог, ведущий терапевтических групп
Ресурсы: Сайт