Мы можем наблюдать, что дети в наши дни часто получают экран, гаджет в ответ на свое требование, крик, или неудобное для взрослых поведение. Родители часто включают мультики детям, чтобы самим отдохнуть от них, при этом могут не находиться рядом с ребенком, чтобы отвечать на его вопросы о действии на экране или просто объяснять, что там происходит.
Сегодня часто можно увидеть детей с планшетом, телефоном. Практически везде, куда бы вы не отправились, можно увидеть подобное: в ресторане сидит компания взрослых, оживленно беседует, а рядом молчаливый ребенок, захваченный происходящим на экране. Это может быть не компания взрослых, а один взрослый, или не ресторан, а самолет, улица, магазин, парк.
Гаджет в каком-то смысле заменил соску. Как только начинает ребенок проявлять себя, давать знать взрослому о своем существовании, в его руках оказывается устройство, в виртуальный мир которого он погружается, уже не мешая взрослому, уже не проявляя себя, только находясь рядом телесно.
Некоторые пси-практики говорят о том, что виртуальный мир гораздо ярче и проще реального, поэтому дети так вовлечены в него. Им не требуется решать какие-то проблемы, испытывать неудовольствие, иметь дело с другим, он вовлечен полностью в другой мир. Он вовлечен даже телесно, когда он смеется над происходящим на поверхности экрана, переживает за героя, идентифицируясь с ним. После просмотра мультфильма ребенок часто продолжает развивать сюжет просмотренного, как будто с выключением экрана виртуальная реальность продолжает развиваться, жить в психической реальности юного субъекта, который выплескивает это наружу посредством игры, и, возможно, пытается взять на себя активную роль в отличие от той пассивной, когда он был наблюдателем во время просмотра. Вспомним внука Фрейда, игру которого он описывал в «По ту сторону принципа удовольствия». Он брал на себя активную роль в игре, переживая присутствие и отсутствие матери, которое не мог контролировать, и сравним его игру и игру современного ребенка после просмотра мультфильма, то здесь можно также подумать о том, что ребенок берет на себя активную роль и управляет либо дальнейшим развитием сюжета просмотренного, либо воспроизводит уже увиденное содержание. Но опять-таки, если внук Фрейда сам создает игру и берет в ней активную роль, то современный ребенок как будто продолжает быть под впечатлением просмотренного, как будто это содержание его не отпускает, он его зеркалит, оно должно найти свое место посредством переработки в игре, и более того, сама идентификация с героем также довлеет над ним.
Игры на планшете или просмотр мультфильмов не требует от ребенка владения речью и коммуникации с другим, только если для того, чтобы потребовать включения того или иного контента, если он все еще сам не научился этого делать. А отсюда можно и помыслить о той задержке речевого развития, о которой говорят разные практики. Зачем начинать говорить, артикулировать слова, складывать их во фразы и предложения, если можно погрузиться в виртуальный мир, где герои тебя понимают без слов.
Если вспомнить анальную кастрацию по Дольто, где одним из эффектов является овладение своим телом, самостоятельное передвижение, манипулирование предметами и т.д. Юный субъект увлечен просматриваемым или проигрываемым материалом, другие вещи не такие интересные, яркие, захватывающие, они могут быть не такими интересными, как гаджет. Зачем тогда двигаться к ним, просить их у другого, исследовать окружающий мир, который может быть более блеклым по сравнению с виртуальным.
Родители обладают всемогуществом в глазах ребенка в начале его жизни, и тут же получается, что и гаджет обладает, возможно, даже большим всемогуществом, так как другой им заворожен, не выпускает его из рук. Видимо, гаджет становится большим другим для ребенка, еще раньше, чем родитель начинает его втягивать в культуру и язык, и, может быть, уже не родитель соединяет в себе маленькое а и большое А по Лакану, а планшет становится большим другим в какие-то моменты жизни современных детей.
Максим Кожемякин говорит, что гаджеты «упрощают доступ к информации, досугу, коммуникациям, являясь дополнением мира, а не способом его создания. Если удается отстоять такое понимание, то путаницы реального и воображаемого не происходит – вещь остается вещью. В какой-то момент воображаемый мир ребенка может дать трещину, а с трещиной жить непросто» [1].
Потребление контента, который не объясняется родителями, и малыш может не успеть задавать вопросы или как-то осмыслить из-за скорости и яркости его подачи, по-видимому, связан с оральной фазой либидо.
Некоторые исследователи говорят о том, что дети не различают разницу между виртуальной реальностью и реальностью как таковой. Например, дети в книжке видя рисунки, пытаются приблизить картинку проводя по ней двумя пальцами, как они сделали бы это на планшете, или тыкают на эту картинку, пытаясь запустить видео, сделать так, чтобы она двигалась.
По данным одного из исследований [2] многие дети знакомятся с гаджетами уже на первом году жизни, то есть еще только на подходе к стадии зеркала, не будучи еще говорящим или только на подступах к первым словам, дети уже имеют опыт отношений с экраном. В данном исследовании было проведено анкетирование 130 семей имеющих детей от 1 до 5 лет, 80 из которых не имели речевых нарушений, а у 50 были диагностированы проявления общего недоразвития речи. Авторы говорят о неоправданно раннем знакомстве с электронными устройствами (смартфоны, планшеты). Исследование проводилось с 2010 по 2013 года. Авторы отмечают, что раннее знакомство с электронными средствами могут иметь такие последствия как расстройства аутистического спектра, нарушения речевого развития и коммуникации. Но каким образом именно с точки зрения психоанализа интересно помыслить, это происходит?
Можно попробовать осмыслить, каким образом теперь, в наши дни проходит стадия зеркала для ребенка, имеющего гаджеты, которые занимают для кого-то большую для кого-то меньшую часть времени, но в настоящем так или иначе все дети соприкасаются с гаджетами в каком-то смысле. С точки зрения Дольто стадия зеркала – это момент обнаружения себя для другого, себя как другого и среди других. Ребенок открывает для себя свое лицо и присваивает себе свое тело. Ребенок смотрит на своих близких других как в зеркало. А если мы пробуем рассуждать о стадии зеркала через гаджет как зеркало, то что происходит здесь, с кем здесь происходит идентификация, какой образ тела выстраивается, кому он подобен, где здесь идеальное я. Образ тела нуждается в символическом. Когда ребенок у зеркала, мать может ему говорить: «Смотри, это твое отражение». Чтобы собрать образ тела, нужны слова. Как психическая реальность субъекта может ли выстраиваться через экран гаджета? Это остается большим вопросом.
Сегодня родители множат фото своих детей буквально по дням, часам с самого начала их жизни. Юный субъект уже становится сегодня не субъектом, а объектом взгляда, устремленного на него из черного «глаза» гаджета. «Субъекту не скрыться от наставленного на него взгляда» – говорит психоаналитик Дмитрий Узланер [3]. И здесь речь идет не только о взгляде Другого, но и о буквальном материалистичном понимании взгляда, как камеры смартфона, например. И приходят на ум истории, когда родители устанавливают в доме камеры, чтобы наблюдать за своим ребенком, и тут же можно вспомнить видеоняни. Узланер говорит: «Объектив камеры как бы всегда раздвоен: это и взгляд Большого Другого, который вписывает субъекта в символический порядок… но одновременно и нечто непостижимое, пугающее («дурной взгляд»). Это непостижимое и пугающее есть Реальное измерение взгляда, его несимволизируемое ядро, все время, угрожающее вторгнуться в нашу реальность и ввергнуть ее в хаос» [4]. Узланер приходит к следующему выводу: «Взгляд, который Лакан провозглашал неотъемлемым элементом устройства субъекта, оказывается теперь не просто некоей полагаемой виртуальной сущностью, но чем-то вполне материальным, зримым, осязательным» [5].
Некоторые практики [6] рассказывают о том, что так называемый электронный двойник, другое я проникает в виртуальную реальность и имеет с ней дело. Получается, что при взаимодействии с виртуальной реальностью наша психика еще больше расщепляется, наше я отщепляет еще одну часть, появляется еще одна инстанция, которая взаимодействует с виртуальной реальностью. То есть ребенок не только идентифицируется с героями мультиков и игр, но и возможно какая-то часть я отщепляется в результате, в процессе взаимодействия с экраном.
Одной из важных черт, которую подчеркивают исследователи при взаимодействии с виртуальной реальностью – это утрата ощущения времени и пространства. Так, если маленький ребенок смотрит мультфильм, то часто его нужно позвать несколько раз, чтобы он обратил внимание и смог «переключиться». Как будто он погружен в ту реальность, и она реальнее для него, он ею поглощен.
Можно подумать, что мультфильм – это антисказка, так как они иронизируют и глумятся над основополагающими нравственными ориентирами, ценностями и традициями. Исследователи говорят: «Большинство зарубежных высокодинамичных мультфильмов сеют в детях страх и создают искаженную, угрожающую картину мира: разрушение, агрессия, беспрерывные трансформации персонажей , уродливые выражения лиц; резкие, судорожные движения; постоянные взрывы – все это приучает маленьких зрителей к ощущению расшатанности мира, отсутствию в нем опоры. Разрушения, уродства становятся «нормой» происходящего, обыденностью, впитываются детьми доверчиво и некритично. У ребенка создается представление, что мир нестабилен, непредсказуем и страшен, мир иррационален» [7]. Далее они говорят о том, что дети, часто отождествляя себя с героями мультфильмов, начинают присваивать себе такие идентификационные метки как односложная обрывистая речь, грубость, резкие движения. В Японии, рассказывают авторы, «ребенку предлагаются леденцы и мармелад в виде глаза дракона с прожилками кровеносных сосудов, или человеческая челюсть с запломбированными зубами, имеющая вкус яблока, или язык монстра со вкусом вишни» [8]. Идея расчленения тела может стать обыденной для современных детей. То, что раньше вызывало у нас содрогание, по мнению авторов, сегодня может восприниматься детьми без какого-либо аффекта. Что опять приводит нас к мысли о стадии зеркала и сборке тела. Если в стадии зеркала сокрывается прежняя расчлененность тела, взгляд, который его собирает, и какое-то напоминание о фрагментированности вызывает у нас сильную тревогу, то по мысли авторов у современных детей продолжает действовать дозеркальная логика без прекрытости в совокупности с уже цельным образом себя.
Родители сами проводят большое количество времени со смартфонами и планшетами находясь под взглядом своих детей. То есть дети, наблюдая за родителями с планшетами, видят, какое большое значение для их родителей имеет электронное устройство. Они идентифицируясь с родителями также начинают придавать большую роль гаджетам в своей жизни. Интересно также подумать об отношениях с законом при таком положении вещей. Закон имеет только тогда силу, когда ему подчинены все. Родитель, вводя запрет, и сам подвержен этому закону и не нарушает этот запрет. Но в такой ситуации, когда большую часть времени родитель проводит с гаджетом, как он может тогда запрещать ребенку или ставить ограничения в использовании гаджетов. Тогда это будет капризный материнский закон, о котором говорил Лакан. Такой запрет не имеет силы, не имеет основы, так как основывается на капризе родителя, и непонятно, от чего он отталкивается. Почему сегодня можно дольше смотреть мультики, завтра меньше или вообще нельзя, то есть из чего исходит родитель, запрещая или разрешая. Таким образом закона и запрета здесь, получается, не может быть, так как и сам запрет здесь не распространяется на всех, а значит не будет действовать. Также стоит вспомнить, что запретное всегда желаемое, запрет порождает желание, а значит запрещая гаджеты, родитель только делает их более желанными.
Также если желание матери направлено на девайс, то интересно помыслить и с точки зрения тактов Эдипа по Лакану, как ребенок, засекая нехватку родителя, направляется в поиске объекта желания матери. Тут если мать с самого начала жизни ее ребенка не расстается с гаджетом, и гаджет присутствует в отношениях ее и с ее ребенком, то не может ли ребенок идентифицироваться с самим гаджетом, чтобы быть объектом желания матери, фаллосом.
Всемогущество ребенка в компьютерных играх огромное настолько, что не сравнится с реальностью [9]. И действительно, маленький ребенок, который еще не овладел своим телом до конца, но уже понял разницу маленький большой, и что он маленький, какое будет чувствовать всемогущество и власть, управляя героями или объектами в игре на экране.
Однако, те же гаджеты помогают ребенку быть субъектом своего времени и изолировать ребенка от гаджетов значит вырвать его из современности.
Библиографический список:
- Дети и гаджеты. Можно ли отучить и нужно ли отучать новое поколение от непрерывного смотрения в экран. // Коммерсантъ. Наука. URL: https://www.kommersant.ru/amp/4323118 (дата обращения: 16.04.2021).
- Белоусова М.В., Карпов А.М., Уткузова А.М. Влияние гаджетов на развитие коммуникации, социализации и речи у детей раннего и дошкольного возраста. // Журнал Практическая медицина. 9 (85) декабря 2014г.URL: https://cyberleninka.ru/article/n/vliyanie-gadzhetov-na-razvitie-kommunikatsii-sotsializatsii-i-rechi-u-detey-rannego-i-doshkolnogo-vozrasta/viewer (дата обращения: 16.04.2021).
- Там же. С. 206.
- Там же. С. 208.
- Там же. С. 212.
- Бычков В.В., Маньковская Н.Б. Виртуальная реальность как феномен современного искусства. // Институт Философии РАН. URL: https://iphras.ru/uplfile/root/biblio/aest/aest_2/2.pdf (дата обращения: 12.03.2021).
- Сорокина В.В. Детские игры и игрушки как форма массовой коммуникации. // Человек как субъект и объект медиапсихологии. 2011. С. 714. // РПО. Офиц. сайт проф. корп. психологов России. URL: http://psyrus.ru/library/pdf/person.pdf (дата обращения: 16.04.2021).
- Там же. С. 715.
- Окулова Е. Ребенок в заэкранье. // Наука и жизнь: электрон. версия журн. 2005. № 3. URL: https://www.nkj.ru/archive/articles/992/ (дата обращения: 16.04.2021).
Доклад, прозвучавший на студенческой научной онлайн-конференции «Информационное общество через призму психологии и психоанализа» 4 декабря 2021 г.
Психоаналитик, выпускница ВЕИП