Всем известно, что психоанализ создавался как метод лечения истерии. Но взгляд психоаналитической мысли пронизан сексуальностью и неудовлетворённостью культурных форм сублимации влечений. Психоанализ – это и истерия, и её исцеление. «Подобное лечится подобным» — говорил ещё Гиппократ.
Истерик – тот, кто оспаривает Закон, кто выходит за его границы. И психоанализ так же как истерик прошёл свой Эдип. Он не побоялся идти навстречу своему страху и обнаруживать свою неполноту, пробелы и ограничения. Психоанализ также как истерик подверг сомнению Закон – и в этом читается нападение на Отца и оспорил ценность достижений культуры как кормящей матери.
В настоящее время мы вынуждены наблюдать кризис. И этот кризис коснулся и института семьи, и самого психоанализа как средства восполнения субъекту неудобств, претерпеваемых им в культуре.
Еще не так давно средством обеспечения устойчивости брака, как писал Фуко, являлся адюльтер. Это явление было ответом на моногамию, гетеросексуальность и провозглашение верности как семейных ценностей, обеспечивающих устойчивость функционирования структурных единиц общества. Сейчас мы наблюдаем инфантилизацию общества, регресс. Адюльтер имеет место быть, но всё больше людей отказываются от этой формы сублимации как ностальгии по явлению авункулата. Развитие культуры всё больше предоставляет свободы и независимости субъекту, идя по пути гендерного равенства и даря иллюзию полноты в образе андрогинии. Ведь когда-то, как писал Фрейд, человек отказался от удовлетворения потушить мочеиспусканием огонь, укротил влечение и поставил огонь на службу. В то время человек нуждался в безопасности. Он продлил жизнь физическому телу, но поставил под сомнение само желание жить, которое инфантильно, но обладает энергией. Наблюдаемая инфантильность, коснувшаяся института брака, представляется необходимым этапом в развитии зрелости, как субъекта, так и общества в целом.
Этот регресс обеспечивает истерик, играющий и забавляющийся экспериментированием форм сексуального удовлетворения влечений.
Необходимым условием, позволившим выйти за рамки традиционных ценностей, является факт изменения положения женщины в структуре общества.
Как догадывался Сократ, мужчина не имеет фаллоса, но может им обладать. Эту мысль оречевил Лакан, подтвердив, что женщина и есть фаллос. В таком случае, кастрация приобретает иной смысл: истеричка ничего не лишает мужчину, но не наделяет властью над женщиной. Это может выглядеть логично и найти подтверждение в андрогиничности: женщина обладает вагиной и символическим фаллосом, мужчина – фаллосом генитальным и, следуя логике, символической вагиной. Таким образом, можно сказать, что истерия – война фаллосов символического и генитального.
Если рассматривать истерию с позиции данных утверждений, мне было интересно понять, зачем истеричке лишать удовлетворения мужчину, ведь, удовлетворяя, женщина может чувствовать себя ценностью. Это чувство архаично и исходит из жизни дописьменных племён, когда женщина была предметом обмена между мужчинами. Это явление авункулата, который мы упоминали выше. Объяснение может быть дано и в тенденции к андрогинии, как стремлении к полноте субъекта, так и в психоаналитической парадигме: истеричность — это компромисс амбивалентности к символическим фигурам отца и матери. Любовь к матери выражается в попытке реабилитации её образа, как объекта идентификации в процессе соревнования и нападения на Закон, в этом же выражается ненависть к Отцу, в тоже время соревнование – это обесценивание матери и любовь к отцу, так как только объект, признанный в качестве обладающего фаллосом, может быть воспринят в качестве соперника.
Вступив в эру потребления, общество дало индивиду новую форму сублимации влечений. В оральном смысле потребление – мастурбация. Потреблением является замещение и интроецирование либидинозно нагруженных вещей в соответствии с выбором объекта влечения. В данном случае этим объектом становится Я. В этом можно увидеть и явление нарциссизма. Крайняя форма потребления – полнота. Самоудовлетворение может служить защитой от меланхолии. Обтесав человека рамками культуры, общество получило грустного субъекта. В силу этого система вынуждена постоянно придумывать, как поддерживать этот огонь желания, влечения к жизни. Но удовольствие от этих форм кратковременно, так как не является истинным. Истина – это то, чем питается душа, как говорил Огден. Душа живёт и питается мифом.
Миф творит аффекты и смыслы, дефицит которого катастрофически ощущается в современной культуре.
Развивая абстрактное научное мышление, современный человек развивает сознательную часть психических структур, но бессознательная — всегда предстаёт голодным плачущим ребёнком. Мифологичность – это мышление отношениями. Эти отношения требуют того, чтобы быть. Абстрактность не питает, но разъясняет. Питать может искусство. Говорят, что психоанализ – это искусство. И если это так, то этот гибрид способен накормить как аффективную, так и сознательную, рациональную часть психического аппарата. В таком случае как мы можем объяснить, что психоанализ упёрся в стену своего ограничения? Является ли это зеркалом бессилия перед человеческой природой, противоречивой в своей сущности? Может ли человек достичь счастья или наслаждения? Но счастье – это не наслаждение. Скорее первое противоречит второму. Наслаждение, как мы знаем, неотделимо от боли. Сексуальный акт – процесс, способный доставить максимальное наслаждение субъекту. Это та точка, где сходятся влечения жизни и смерти. Это время иллюзии полноты. И в этом действе никогда нельзя точно сказать: это вагина пожирает фаллос, или фаллос атакует вагину. Это миг рождения новой жизни или умирание? С точки зрения физики – это разрушение, а значит, смерть. Но можно ли считать влечением жизни — разрушение, направленное вовне? Точки, когда влечения переплетаются можно назвать встречей с истиной. Как в кабинете аналитика встречается творение мифа и его объяснение. Психоанализ стремится к полноте.
Так что же такое полнота? В полноте субъекту видится счастье. Но полнота – это андрогиния. Андрогиния – это стремление к целостности, к самоудовлетворению или, как мы отметили ранее – мастурбации. Но вспомним миф, андрогиния обречена на провал своего замысла. Что ещё может скрывать полнота? Это интересно, так как мы выяснили, что это стремление является одной из причин переструктуризации в полоролевой сфере, что нашло отражение в изменении семейной структуры.
Может ли стремление к полноте скрывать стремление к независимости и даже всемогуществу? Не рождается ли здесь новое заблуждение или новый миф? И не кроется ли в этом причина кризиса психоанализа, как метода, посягнувшего на полноту удовлетворения субъекта? Ведь полнота – это, в конечном счёте, смерть. Представляется, что психоанализ успешно справился со своей задачей и, с этой точки зрения, должен пребывать в состоянии счастья. Но от счастья до кризиса как проявления застоя не так далеко шагать. А может статься, что здесь должен стоять знак равенства.
Можно ли утверждать, что истеричка – это попытка воплощения андрогинии? И в настоящее время она стоит у руля трансформации института брака? Представляется, что это так. И как мы выяснили, судьба истерика неотделима от судьбы психоанализа и является симптомом его здоровья.
Пройдя путь независимости и самоудовлетворения, человек обретает свободу, но на самом деле – одиночество. Ведь, как говорил Шопенгауэр, каждый человек может быть вполне самим собою только пока он одинок. А Фрейд: «Всякое приспособление есть частичная смерть…» Именно в этом видится боль человеческого существования: человек рождается с помощью Другого и становится человеком только рядом с Другим, но чтобы обрести себя, он должен отказаться от других. И каждый сталкивается с этим выбором и вынужден самостоятельно решать эту задачу, а психоанализ предоставляет ему эту возможность – свободу выбора. Ведь мы можем управлять только тем, что осознаём.
Именно в осознании современному человеку видится разрешение конфликта человеческой сущности. И истеричка – симптом того, что субъект не удовлетворён теми формами сублимации и рычагами управления, которые применяет культура, дабы совладать с индивидуальностью субъекта.
Истеричка стремится к полноте, но, это стремление, как мы выяснили, ведёт к смерти. Фаллос – это орудие. Но орудие не может воспользоваться плодами своего труда, как женщина не в состоянии испытать удовлетворение без удовлетворения мужчины. Кажется, что субъект подошёл к новому этапу смыслообразования, к экзистанциальному кризису. И это больше, чем неудовлетворённость семейной структурой. Но именно она, как и истерия, и психоанализ – симптомы кризиса культуры как основы существования человеческого общества.
