Актуальна ли сегодня дискуссия вокруг нового психофизиологического закона А.И. Введенского?

Аннотация. В статье рассматривается исторический контекст и полемика вокруг работы А.И. Введенского «О пределах и признаках одушевления. Новый психофизиологический закон в связи с вопросом о возможности метафизики» (1892), ее актуальности для современной российской психологии.

Первые разговоры о кризисе в психологии начались почти сразу после оформления ее в самостоятельную дисциплину. Достаточно вспомнить, что почти сто лет назад вышла работа Л.С. Выготского «Исторический смысл психологического кризиса», с тех пор эта тема обсуждается с той или иной интенсивностью. С новой силой споры по этому вопросу возобновились на рубеже 20-21 веков и ведутся по сей день.

Российская психология, являющаяся неотъемлемой частью западной психологии, разделяет этот в первую очередь методологический и философский кризис. При рассмотрении возможных путей развития отечественной науки полезно обратиться к ее истории второй половины 19 века, когда она была на похожем перепутье, двигалась несколькими путями и имела возможность выбрать различные направления развития. Рассмотрим некоторые определяющие моменты, характеризующие состояние психологии второй половины 19 века  [30, 33].

1. Ориентация на западную науку, примат иностранных достижений

В основных фундаментальных трудах, поднимавших методологические вопросы психологической науки, практически отсутствуют ссылки на работы соотечественников, в то время, как анализу и оценке трудов зарубежных авторов посвящены целые главы и монографии [29, 30].

2. Давление материалистической и позитивистской точек зрения на фоне их связи с демократическим и революционным движением вплоть до «позитивистского террора» (Н.Я. Грот)

3. Не определено место психологии в системе наук. Должна ли она быть частью философии, логики или быть отельной наукой — на этот счеты высказывались самые различные мнения. Также различны взгляды на пути развития психологии. Время, когда вопросы «кому и как разрабатывать психологию», «задачи психологии», «основания экспериментальной психологии», «психология безо всякой метафизики» являлись не только фигурами речи и названиями работ конкретных авторов, но и актуальными дискуссионными вопросами. Должна ли быть психология «позитивной», экспериментальной наукой, вопрос открыт. Психологические построения являются теоретическими умозрительными построениями.

4. Институционально психология сохраняет непосредственную связь с философией [29]. Психология разрабатывалась в трех направлениях — естественно-научном, философско-логическом и духовно-религиозном. К 80-м годам 19 века университетская психология отделилась от духовной, на кафедры философии пришли ученые, которые после восстановления в 1861 году преподавания философии в университетах получали университетское, а не богословское образование (правда необходимо отметить, что преподавателями их в стенах университетов часто  были вчерашние преподаватели духовных учебных заведений) и постепенно вытеснили преподавателей-богословов. Работая на кафедрах философии, многие из них специализировались в вопросах психологии [8]. Таким образом, философией, логикой и психологией занимались одни и те же люди [30], как это было на возглавляемой М.И. Владиславлевым кафедре философии Санкт-Петербургского университета. В числе учеников последнего можно назвать Н. Я. Грота, Н. Н. Ланге, Я. Н. Колубовского, А. И. Введенского, который и наследовал кафедру учителя.

5. Большая роль университетской философии в научных дискуссиях [3].Важнейшая роль в обсуждениях отводится вопросам философских оснований и методологии.

По выполняемой деятельности или функциональной роли в философском сообществе и отношению к философской традиции, среди представителей университетской философии можно было найти все возможные «идеальные» типы ученых: философ-основоположник, философ – последователь, философ-преподаватель, философ-идеолог, философ-исследователь, философ-писатель, причем осознанный выбор типа философской деятельности осуществлялся  ученым в его понимании образа философии [3].

6. Это время характеризует большое количество и широкое жанровое разнообразие философских, в том числе философо-психологических текстов [4] — монографии (диссертационные, историко-философские, биографические, трактатные), статьи (концептуальные, историко-философские, информативно-аналитические, историко-философские, полемические), учебные пособия., в том числе собранные из текстов неоднократно читанных лекций. Надо отметить, что в это время еще не сформировался современный научный стиль написания текстов, они объемны и носят характер заметок, эссе, наблюдений, споров, что осложняет их понимание современным читателем.Однако, тексты эти не формировали единую картину психологической науки; слишком много было индивидуального своеобразия, отсутствовало обыкновение ссылаться на отечественных авторов [29, 30].

7. Подобная разобщенность, правда, отчасти компенсировалась широким обсуждением идей и концепций, в которое вовлечены были представители самых разных отраслей знания, наблюдалась полифония дискуссий. (Достаточно сказать, что обсуждение «Нового психофизиологического закона Введенского, шло на страницах четырех журналов: «Вестник Европы», «Журнал народного просвещения», «Русское Обозрение» и «Вопросы философии и психологии). Отличительными их особенностями были высочайший уровень полемики, множество различных точек зрения, тщательно аргументированных и выверенных, пристальное внимание к доводам оппонентов, разнообразие аргументации [1, 2].

8. Не был однозначно определен предмет психологии, не был сформирован ее понятийный аппарат. Так, например, «термины «душа», «душевные явления», «психические явления», «психические факты», «душевная деятельность» и некоторые другие использовались зачастую как полные синонимы» [30]. Терминологические разночтения затрудняют разбор и интерпретацию работ психологов этого времени.

Как пишет Л.С. Сироткина, «психологические исследования российских философов были, своего рода, выражением самосознания молодой науки. Однако «образ Я» психологии того времени был неоднозначен и неустойчив, он не был целостным и законченным — он просто не был сформирован: российская психология, так же, как и зарубежная, на рубеже веков находилась в поисках «собственного лица», которое был обретено в первой половине 20 века» [30].

9. Несмотря на стремление многих ученых к формированию знания в рамках секуляризма, метафизика и нравственное зрение, нравственный закон неизбывно присутствуют и в работах, и в поле дискуссий [16]. Но были и попытки критики метафизики в психологии (как, например, в работе А.И. Введенского «Психология без всякой метафизики» [12, 28].

10. Необходимо отметить еще один момент, непосредственно к философии и психологии. Это особенности истории развития математики, особенно математической логики, в 19 веке. Если рассматривать математику как «модельную» науку в смысле философии науки и отношения к кризисам, можно сказать, что хотя она непосредственно мало пересекается с философской логикой и тем более с психологией, ее история несомненно оказала влияние и на их развитие. В математике, столкнувшейся к тому времен с рядом мощнейших кризисов, в это время пересматривались основания логики, анализировались аксиоматические системы, подвергались проверке основные фундаментальные понятия, лежащие в основании многих разделов, целостность доказательной базы [17].

В таких условиях проходила одна из важнейших дискуссий 2 половины 19 века в российской психологии — дискуссия по поводу Нового психофизиологического закона А.И. Введенского, сформулированного им в работе «О пределах и признаках одушевления: новый психофизиологический закон» (1892) [11]. Как указывает Э.В. Тихонова, «обращение к проблеме чужой одушевленности было весьма актуальным на тот момент: в связи с развитием и новыми достижениями в области естествознания, с одной стороны, и трудностью как субъективного, так и объективного, изучения явлений сознания — с другой, психология все более склонялась к отказу от изучения внутреннего мира человека, пытаясь заменить его экспериментальным исследованием внешних действий: рефлексов, реакций, поведения» [31].

К сожалению, как правило, имена выдающихся деятелей российской философии и психологии 19 века, не принадлежавших к психофизиологическому, «сеченовскому» направлению мало известны за пределами истории науки. Это относится и к Александру Ивановичу Введенскому. «В историографической литературе дискуссионными остаются ряд вопросов, в том числе [21]:

1) Ученик М.И. Владиславлева, А.И. Введенский достаточно долго возглавлял в Санкт-Петербургском университете кафедру философии. Удалось ли ему за эти годы создать школу и можно ли говорить о петербургской философской школе? Надо, впрочем, сказать, что ответ на этот вопрос попытался дать еще Э.Л. Радлов в работе «Неудачный метафизик» [25], в которой разбор положений «Нового закона» А.И. Введенского он начал с истории кафедры философии Санкт-Петербургского университета.

2) Несмотря на то, что большинство исследователей относят А.И. Введенского к неокантианской школе, полагая его основателем российского ее направления, вопрос об определении направления, к которому он принадлежал, остается открытым, равно как и вопрос признания за русским неокантианством статуса самостоятельного направления

3) Нераскрытым остается вопрос об исследованиях А.И. Введенского в области психологии, которая является неотъемлемой частью общей концепции построения целостного мировоззрения [14].

4) Исследования А.И. Введенского представляются продуктивными не только для истории философии, но и в рамках актуальной на сегодняшний день проблемы формирования критического мышления, а также обоснования критерия достоверности и истинности информации [14].

И даже:

5) Сохраняют ли какие-либо из работ Введенского по философии, логики и психологии научную значимость или представляют исключительно историко-философский интерес» [21]?

К счастью, последнее время ситуация меняется. В случае А.И. Введенского этому поспособствовала, в частности, международная научная конференция «Философия как наука и учебная дисциплина:Александр Иванович Введенский и его философская эпоха: к 150-летию со дня рождения», прошедшая 16-18 ноября 2006 г. на философском факультете Санкт-Петербургского государственного университета. Вышел ряд работ, в том числе «Неокантианство в России. Александр Иванович Введенский. Иван Иванович Лапшин» [23], посвященных различным аспектам изучения наследия этих ученых.

Но если интерес к роли А.И. Введенского в истории отечественной философии повышается, его философская система в рамках неокантианства широко обсуждается в литературе [см, например, 5, 14, 21, 23 ], то его вклад в психологию [14, 28], в том числе и его Новый психофизиологический закон, с  вытекающим из него принципом признания чужой одушевленности и полемика вокруг него до относительно недавнего времени почти не попадали в поле зрения исследователей [28, с.18]. Основанием постановки такой проблематики послужило выдвижение в качестве приоритетной цели философии — достижение цельного миропонимания [13].

Хотя, по словам автора, это исследование относится к области критической философии [11, с. 4], работа Введенского имеет непосредственное отношение к психологии в связи с вопросом о предмете психологии и сущности психики, понятием, которое «ускользает от определения, и ученым-психологам не остается ничего другого, как ссылаться на то, что психические явления знакомы каждому человеку по его собственному опыту»[6, с.56].

Сам закон и полемику вокруг него можно условно разделить на две составляющих — философскую, отсылающую к методологии Канта, и психологическую, относящуюся к ее фундаментальным понятиям — душевная жизнь, психическая жизнь (хотя и, по словам ученого, он ставил перед собой гносеологическую задачу) [23, с.128]. Мы остановимся на тех положениях, которые представляются важными именно для психологии, уделяя внимание «идеологической части», в которой формулируется концепция и задаются вопросы, а не на логике доказательства, которая составляет большую часть и самой работы, и возражений к ней.

На первых же страницах [11, с. 4-6] работы «О пределах и признаках одушевления» автор указывает, что рассмотрение вопроса об одушевлении  «ведется в предположении неразрешимости одними теоретическими путями таких вопросов как, например, о смысле мироздания, одна ли материя порождает душевную жизнь, или же, наоборот, первая сама является существующей только благодаря существованию сознания, а без него ее не было бы, и т.п., словом, в предположении неразрешимости всех вопросов, выходящих за пределы возможного опыта». Задачей рассмотрения он видит способ проверки убеждения о наличии душевной жизни у других существ, отмечая, что пронаблюдать мы можем лишь сопутствующие телесные проявления этой жизни.

Здесь же А.И. Введенский формулирует свои основные результаты:

1. Ни одно явление не может служить признаком одушевления, так как душевная жизнь не имеет объективных признаков. Воздержавшись от метафизических предпосылок и ограничиваясь лишь данными внутреннего и внешнего опыта, решить вопрос о пределах одушевления невозможно. Убеждение же в существовании чужой душевной жизни «по аналогии» — ошибочно.

2. Если признать убеждение в существовании чужой душевной жизни за достоверную истину, проверенную, а не просто принятую на веру, необходимо допустить, что помимо внешних чувств и обсуждающего их показания ума, существует особый орган, доставляющий нам сведения о том, что находится вне нас (метафизическое чувство).Иначе придется или считать убеждение в существовании чужой душевной жизни недостоверным и недоказуемым, или же возвратиться метафизике

3. Существование метафизического чувства, позволяющего делать вывод о лежащем вне нас и вне нашего опыта (душевные явления другого лица) то можно надеяться с его помощью проверить некоторые другие воззрения, например, относительно существования Бога. Вопросы о существовании Бога и чужой душевной жизни оказываются равносильными.

Актуальность вопроса о чужом одушевлении становится яснее, если вспомнить, что свою работу «Рефлексы головного мозга» И.М. Сеченов, основоположник другого, психофизиологического направления психологии, начинает как раз с обсуждения вопроса о том, что «психическая деятельность человека выражается внешними признаками, и обыкновенно все … судят о первой по последним, т. е. по внешним признакам. … Все внешние проявления мозговой деятельности действительно могут быть сведены на мышечное движение. … Все без исключения качества внешних проявлений мозговой деятельности, которые мы характеризуем, например, словами: одушевленность, страстность, насмешка, печаль, радость и пр., суть не что иное, как результаты большего или меньшего укорочения какой-нибудь группы мышц — акта, как всем известно, чисто механического».

В своей работе А.И. Введенский показывает, что наблюдение телесных процессов не может удостоверить факт чужого одушевления. По мнению Н.О. Лосского, он считает, что не существует мистического чувства, т. е. интуиции, непосредственно созерцающей психический процесс других. В подобной интуиции, говорит он, другие существовали бы в нашем сознании не как другие, что являет собой противоречие [20].

А.И. Введенский на основании недоказуемости чужого одушевления или «нового психофизиологического закона» обосновывает необходимость существования «критической веры» и соответствующей ей ненаучной области критической метафизики, которая позволяет философии апеллировать к «вненаучным» феноменам [14]. Он приходит к выводу о недостаточности трех кантовских постулатов практического разума для понимания нравственного поведения и необходимости дополнения ихчетвертым — «убеждением в существовании других я — нравственно обоснованной верой» [20].

А.И. Бродский и А.Е. Рыбас обращают внимание, что применение закона отсутствия объективных признаков одушевления, согласно Введенскому, может быть достаточно широким (по [7]):

Во-первых, он позволит осознать бесперспективность спора о «предрождественном состоянии» души, так как станет понятно, что «где бы мы ни полагали первый момент душевной жизни, мы никогда не рискуем попасть в неустранимое противоречие с фактами»

Во-вторых, этот закон найдет применение в педагогике: руководствуясь принципом отсутствия объективных признаков душевной деятельности, воспитатели не станут объяснять все поступки ребенка негативными качествами его души, а будут искать другое, физиологическое объяснение и исходя из него определят меры педагогического воздействия.

В-третьих, психофизиологический закон повлияет на процесс познания в целом, поскольку ограничит круг интересов ученых «лишь изучением тех законов, которые управляют в настоящем» [7].

Скажем теперь несколько слов о самом авторе закона [6, 34,]:

Александр Иванович Введенский (1887 – 1990) — приват-доцент, а с 1890 по 1925 — профессор кафедры философии историко-филологического факультета Санкт-Петербургского факультета. Помимо Санкт-Петербургского университета А. И. Введенский состоял также профессором ряда других учебных заведений: военно-юридической академии, женского педагогического института, высших женских курсов Раева, Бестужевских высших курсов. Он принял участие в студенческих волнениях, и в 1879 г. полгода провел в заключении в Петропавловской крепости. Но уже в 1905 г., выступал против политизации университетской жизни, участия студентов в митингах и демонстрациях.

А.И. Введенский содействовал образованию и с 1899 года был председателем Санкт-Петербургского философского общества, просуществовавшего до 1917 года.

О широте взглядов и интересов А.И. Введенского свидетельствует перечень читавшихся им курсов [9]:

— Главные пункты философии природы (критико-философский анализ основных понятий о природе)

— Общая логика и ее история

— Практические занятия: чтение и комментирование Кантовской «Критики чистого разума»

— Психология

— Логика

— Новая философия

— Древняя философия

— Логика в связи с введением в теорию познания

— Логика и методология

— Новая философия от Декарта до Бэкона

— Древняя философия с обзором ее влияния на средневековую

— Чтение и толкование из Метафизики Аристотеля. Чтение и толкование Платоновского Тимея.Метафизика

— Практические занятия: Комментированное чтение Платона, комментированное чтение Аристотеля

М.И. Введенский умело совмещал преподавательскую, исследовательскую и административную работу, стремясь в своей преподавательской деятельности к совершенствованию методического аппарата, упрочению статуса философии, формированию и укреплению интереса к ней [3, с.135].

В.С. Попова [23, с. 164] отмечает роль критичности и требовательности А.И. Введенского как ученого и учителя в повышении качества научных дискуссий (работы Введенского всегда сопровождались бурной полемикой и до сих пор воспринимаются неоднозначно [5]) и способствовании реализации научных способностей таких ученых как Лосский, Нечаев, Радлов, С. Н. Трубецкой, Поварнин, Продан и др., в дискуссиях с которыми состоял А.И. Введенский.

А. И. Введенский — основоположник русского неокантиантства, представитель «академической» ветви русского неокантианства [27], движения, участники которого понимавших свою философскую миссию в выполнении тройственной задачи [5]:

— противопоставить религиозной философии (православие имело статус официальной религии страны) и материализму (как философии борьбы за социальную справедливость) истинно научную философию;

— заложить русскую философскую традицию, синтезирующую в себебогатство мировой философии и особенности русской культуры;

— встроить эту традицию в мировую философию.

По словам В.В. Зеньковского [16, с. 642], неокантианство, как и другие из «веера» многообразных философских построений, «не просто «сопринадлежит» некоему национально-культурному единству…. Русское неокантианство, при всей своей философской «чопорности» и строгом соблюдении требований «критицизма», тоже не порывает с коренными проблемами русского духа. Мы найдем,например, у Александра Введенского … любопытные отзвуки знакомого нам панморализма» (склонность к примату морали) [16, с.93].

А.И. Введенский был основателем логицизма — направления в философии, представлявшего логику как основной инструмент проверки научной состоятельности теоретического знания и провести с ее помощью четкую границу между наукой, философией и религией [7].

Среди направлений, интересовавших А.И. Введенского, можно выделить следующие [14]:

1) проблематика достоверности методологических оснований;

2) вопрос о роли и месте метафизики в философии и науке;

3) рассмотрение феномена веры в рамках корреляции философского и религиозного мировоззрения;

4) обоснование психологии и психофизиологии как независимых научных дисциплин на принципах эмпиризма

Вернемся к закону Введенского и дискуссии вокруг него.

Работа «О пределах и признаках одушевления. Новый психофизиологический закон в связи с вопросом о возможности метафизики» была издана в 1892 году как в журнальных вариантах, так и отдельной книгой. Основной ее разбор и  критика были даны на заседании Психологического общества 12 декабря 1892 г. П.Е. Астафьевым был прочитан доклад «Разбор положений  А.И. Введенского в связи с его книгой «О пределах и признаках одушевления С.-Пб.1892» .

Обсуждались следующие девять его положений [24]:

1. Чужая душевная жизнь не наблюдаема извне и непредставима.

2. Всякое познание чужой душевной жизни приобретается при помощиподстановки самого себя в ее условия.

3.Всякая существующая во вселенной душевная жизнь подчиняется закону «отсутствия объективных признаков одушевления»: материальные процессы во всех без исключения телах протекают всегда так, как если бы нигде и никогда не было душевной жизни, т.е. всякий материальный процесс может быть объясняем одними материальными процессами без помощи душевных

4.Существование чужого одушевления, пределы его распространения и продолжительность существования душевной жизни лежат вне чисто эмпирического познания и в этих вопросах можно допускать любые предположения, а потому можно пользоваться любым из них как вспомогательным средством для развития эмпирического познания

5. Существование типов одушевления, согласование с опытом предположения общности основных психофизиологических и психологических законов зависит от субъективных условий нашего познания, и все это имело бы место, если бы даже все животные (включая и человека), кроме их наблюдателя, были бездушными автоматами.

6. Или признание чужого одушевления должно быть объявлено ничем не доказуемым мнением, или же надо допустить возможность достоверного трансцендентно-метафизического познания и существование особого органа такого познания.

7. При современном состоянии философии таковым органом с наибольшей вероятностью можно считать нравственное чувство, и таким путем мы приходим к кантовскому методу трансцендентной метафизики.

8. Признав нравственное чувство за орган достоверного метафизического познания, придется считать мир устроенным телеологически, то есть устройство всех тел приноровленным к требованиям нравственности, а устройство одушевленных тел — приспособленным к душевной жизни, хотя обе стороны остаются не связанными причинной зависимостью.

9. Успех критической трансцендентной метафизики обусловлен выяснением эмпирически неразрешимых вопросов.

Основные возражения были сформулированы в докладе Л.М.Лопатиным (не вошли в Протокол заседания[19]), затем в прениях выступили П.Е.Астафьев,  Н.Я.Грот, Н.В.Бугаев, П.А.Каленов, итог прениям подвел Н.Я.Грот в 11 утверждениях — возражениях тезисам А.И. Введенского (цит. по[24]):

1. Чужая душевная жизнь не наблюдаема, но представима не только во внешнем проявлении, но и во внутреннем содержании, доказательством чего служат художественное творчество и его понимание.

2. Познание чужой душевной жизни приобретается при помощи идеального и симпатического переживания нами ее отдельных моментов или общего склада и конструируется нами из элементов собственной душевной жизни.

3. Никакая существующая во вселенной душевная жизнь не подчинена закону «отсутствия объективных признаков одушевления», так как этот закон мнимый.

4. Существование чужого одушевления, а отчасти его формы, пределы и продолжительность лежат в границах эмпирического познания. Никакого специального трансцедентно-метафизического познания для доказательства чужого одушевления не нужно.

5. Нравственное чувство само требует обоснования и доказательства.

6. Нравственное чувство и нравственный долг выводятся из показаний внутреннего голоса, и необходимость признавать обязательность нравственного долга признается недоказуемою. Но в этом случае как можно доказать, отправляясь к недоказуемой обязательности нравственного долга, реальность других нравственных, т.е. одушевленных существ? Не проще ли уже вывести ее прямо, независимо от нравственного чувства, из свидетельства внутреннего голоса?

7. Одушевленность других существ теоретически и объективно доказуема. Недостаточно принять во внимание материал нашего опыта об обнаружениях душевной жизни других существ и процесс умозаключений по аналогии. Надо прежде всего обратить внимание на показания нашего внутреннего опыта относительно воздействия на нас внешнего мира и вообще других существ в частности.

8. Проблема об объективных признаках одушевления есть часть общей проблемы об объективных признаках существования внешнего мира.

9. Душевные состояния, причин и условий которых мы не находим в своем душевном прошлом и настоящем, ведут к необходимому допущению внешнего бытия, их вызвавшего и произведшего.

10. В ряду этих душевных состояний одни объяснимы из воздействия материального бытия, другие — только из воздействия других одушевленных существ.

11. Реальность и объективность факта одушевления как факта бытия физического мира, является необходимым постулатом закона причинности как основной формы рассудочного (логического) познания.

Одной из причин негативной критики Н.Я. Грота философии А.И. Введенского служит, согласно П.А. Владимирову [13, с.77-78] различие в понимании задач и методологии философии. Если согласно Н.Я. Гроту психология способствует разрешению философских вопросов, будучи объединена с философией единой предметной областью, то согласно А.И. Введенскому возможно только взаимное дополнение психологии и философии, но не их объединение. Кроме того, для А.И, Введенского психология основана преимущественно на эмпирических фактах, по Н.Я. Гроту же в философии первенство отдается теоретическим исследованиям, достоверность которых обосновывается логическим анализом.

Критический разбор закона А.И.Введенского был продолжен в последующемв первую очередь в работахС.Н.Трубецкого «К вопросу о признаках сознания» (1893) [32], Э.Л.Радлова «Неудачный метафизик» (1893) [25].

С.Н.Трубецкой [32] видит в работе Введенского продолжение истории тезиса А.Ланге, изложенного в «Истории материализма», о том, что все явления, которые мы принимаем за выражение воли, мысли, чувства и ощущений, могут быть объяснены как сложные автоматические рефлексы с помощью материальных причин безо всякой помощи душевных явлений. Также Трубецкой выражает сомнение, душевная жизнь, не имеющая никаких признаков, может подчиняться чему–либо, в том числе закону Введенского.

Трубецкой обращает внимание на двусмысленность понятия «одушевления», которое автор отождествляет то с сознанием, то с душой», рассматривая вопрос о признаках чужого сознания, смешивает их с вопросом о самой душе [32,с.101].

Объяснение существования «чужого одушевления» посредством особого органа познания или «нравственного чувства» (без которого Введенский «так и не признал бы своих ближних одушевленными») приводит к «нравственной метафизике», противоречащей задаче достижения объективного знания без метафизических допущений [13, с.80].

В работе «Неудачный метафизик» [32] также указывает на метафизичность аргументации Введенского и невозможность доказательства «нравственного чувства» как «особого органа познания».

Радлов указывает [32, с.908-909]на непоследовательность Введенского в вопросе о том, что «метафизическое чувство» есть источник чужого одушевления, он то утверждает это, то берет слова назад. Радлов отмечает, что для справедливости доказательства Введенского должна существовать обоюдная зависимость — мы признаем одушевленными те существа, перед которыми имеем нравственные обязанности, так и наоборот у нас должны существовать нравственные обязанности относительно всех тех, одушевление которых мы признаем, однако, как показывает Радлов, это не так. Нравственное чувство развивается позже, чем метафизическое, то есть признание чужого одушевления. Доказательство Введенского он рассматривает как гипотетическое, оно удовлетворит лишь тех, кто «принимает обязательность нравственного долга». Радлов посчитал нравственное чувство непригодным для оправдания чужой душевной жизни.

В целом же Радлов отдает должное важности постановки вопроса Введенским, так как важного для философии и психологии — вопроса о возможности объективного доказательства сознательной деятельности [13, с.82].

В ответ на критику, в первую очередь С.Н.Трубецкого и Э.Л.Радлова, А.И.Введенский опубликовал статью «Вторичный вызов на спор о законеодушевления и ответ противникам» критический разбор которой настраницах 19 книги «Вопросов философии и психологии» в том же годуделают Э.Л.Радлов («Ответ проф. А.И.  Введенскому»[26]) и Л.М.Лопатин («Новый психофизиологический закон г.Введенского (заметки по поводу его вторичного вызова на спор о законе одушевления)» [18].

В этой работе он формулирует вопросы Э.Радлову [10, с.142]

а) Можно ли указать, как прежде бывшее или же теперь существующее, такое мировоззрение, которое отрицало бы чужое одушевление (психический солипсизм)? А отрицания Бога, свободы и бессмертия возникали как до Канта, так и после Канта.

b) Допустив, что все уже знают о теоретической недоказуемости чужого одушевления, ожидает ли он в будущем возникновения такого мировоззрения? А ведь он также считает истину чужого одушевления теоретически недоказуемой.

c) Как он думает: в случае возникновения сомнений относительно существования Бога, человек, который не знает того, что признание чужого одушевления так же, как и признание существование Бога (о Боге же ему это известно), может быть оправдано только нравственными требованиями, разве находится в столь же выгодном (для устранения всяких сомнений) положении, как и тот.

А.И.Введенский соглашается с Радловым, что в методе оправдания признания чужого одушевления и признания Бога нет разницы, ее он видит в результатах.

В своем ответе [26, с.108]Э.Л.Радлов отвечает на вопросы Введенского отрицательно (ввиду неопределенности, по его мнению, понятий «Бог» и «чужое одушевление»). Далее он сводит утверждения «Закона» к трем пунктам:

1) Утверждение о наличии чужой сознательной жизни есть трансцендентно-метафизическое положение;

2) «Нравственное чувство», понимаемое как «особый орган познания», является единственным способом объективного обнаружения «чужого одушевления»;

3) В рамках критической философии возможно построение трансцендентальной метафизики.

и соглашается только с первым.

Наиболее обстоятельная критика закона Введенского была дана Л. М. Лопатиным в статье «Новый психофизиологический закон г. Введенского»[18, 13, с.84]. Лопатин критиковал аргументацию доказательства отсутствия внешних признаков проявления чужой сознательной жизни, усматривая в ней сразу две логические ошибки [18, с.63]. Он обращает внимание, что из недоказанности в настоящий момент какой-нибудь гипотезы нельзя выводить обязательную истинность гипотезы противоположной. Лопатин настаивает, что закон отсутствия объективных признаков одушевления Введенского не имеет достоверных эмпирических оснований в науке, а теоретические выводы не подтверждены данными психологии [13, с.84].

Согласно П.А.Владимирову [13, 15], основная критика оппонентов сосредоточилась не на самом законе, а на следствиях из него:

1) безусловная необходимость нравственных требований, что является вкритицизме русского неокантианца основанием для доказательствасуществования нравственного чувства;

2) невозможность представить чужую сознательную жизнь именно как«чужую», то есть любое представление о чужой душевной жизни делается поаналогии со своей, в процессе распространения своей осознанности действийна действия других индивидов, и этот процесс обозначается у Введенскогокак «представление чужой душевной жизни»;

3) признание метафизики в качестве неопровержимой, но и недоказуемойверы. [15]

Точка (а, может быть, многоточие) в истории были поставлены больше чем через 20 лет после опубликования «Нового закона» работой А.И.Введенского «Психология безо всякой метафизики» [12], в которой Введенский «в 20 строках» [19] упоминает тезисы работы Л.М.Лопатина «Заметки по поводу вторичного вызова на спор о законе одушевления» 1893 года [18]. В «ответном слове» «Странное завершение забытого спора» [19] Л.М.Лопатин не соглашается с критикой Введенского, повторяя свои аргументы по поводу вторичного вызова. Кроме этого, он обращает внимание на неточное прочтение Введенским его аргументов и полагает, что его оппонент уклонился от спора.

На этом дискуссия по понятным причинам прекращается. На дворе был 1917 год. Состоялось еще 2 выпуска журнала «Вопросы философии и психологии», но участники спора к обсуждению больше не возвращались.

Подведем итоги:

1. Изучение спора вокруг закона А.И.Введенского возвращает в информационное поле имена выдающихся российских философов, логиков, психологов.

2. Вопрос о чужом одушевлении является одним из фундаментальных при обсуждении вопроса о психической жизни и, соответственно, предмете психологии, имеет непосредственное отношение к центральному вопросу психологии — вопросу о психике и, в рамках концепции «другого (чужого) Я». В эпоху кризиса стоит обратиться к основаниям философии психологии, поскольку только их изучение и пересмотр могут дать понимание направления дальнейшего развития.

3. В ситуации кризиса в психологии, связанного в том числе с неразрешимостью вопросов о сознании [33], поставка вопросов, подобных сформулированным А.И.Введенским, представляется насущной и актуальной.

4. Обсуждение нового психофизиологического закона дает пример высокого уровня научной дискуссии

5. Без отечественной философии не может быть отечественной науки, поэтому обращение к российской философии второй половины 19 века — периода, когда определялось магистральное направление развития российской психологии, может дать понимание направления развития психологии современной

6. Тема обоснования нравственного долга, в целом темы нравственного чувства, являвшаяся одной из важнейших в российской науке 2 половины 19 века и отошедшая в науке современной на задний план, должна возвратиться в науку, отсутствие же этой темы в дискуссионном поле современной психологии может рассматриваться и как один из признаков ее кризиса.

7. Как показал пример математики, в том числе логики, в эпоху кризиса науки необходимо вернуться к истокам, к (пере)определению основных понятий, подвергнуть сомнению положения, казавшиеся до того очевидными и общепринятыми

8. Взгляд на психологию с точки зрения логики, проверка положений психологии логикой может оказаться большим подспорьем в преодолении нынешнего (методологического) кризиса психологии.

Библиографический список:

1. Бажанов В.А. Баранец Н.Г. Аргументация и философское доказательство в отечественной университетской философии на рубеже XIX — начала XX века // Вестник российского гуманитарного научного фонда. — 2010. — № 1(58). — С.73—80.
2. Бажанов В.А. Баранец Н.Г. Полемика о способах аргументации и философском доказательстве на рубеже XIX–XX веков // Вече. — 2008. — № 3. — С. 56—68.
3. Баранец Н.Г. Российское философское сообщество и трансляция философского знания на рубеже XIX—XX веков. — Ульяновск: Издательство «Ульяновского государственного педагогического университета», 2007. — 154 с.
4. Баранец Н.Г., Бажанов В.А. О жанровых предпочтениях представителей университетской философии на рубеже XIX-XX веков // Вестник Русской Христианской Гуманитарной академии — 2008. — т.9 — № 2 — С.133—142.
5. Белов В.Н. Русское неокантианство: история и особенности развития // Кантовский сборник. —— 2012. — № 1 (39). — С. 27—39.
6. Бирюков Б.В., Бирюкова Л.Г. Александр Иванович Введенский как логик. // Часть I Логические исследования. — 2011. — № 17. — С.34—68.
7. Бродский А.И, Рыбас А.Е Проекты Серебряного века. Философские идеи русского модерна. —СПб: изд-во С-Петерб.ун-та, 2013 — 324 с.
8. Будилова Е.А. На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века. — М.: Ин-т психологии РАН, 2019. — 456 с.
9. Введенский Александр Иванович // Биографика СПбГУ // https://bioslovhist.spbu.ru/person/189-vvedenskiy-aleksandr-ivanovich.html
10. Введенский А.И. Вторичный вызов на спор о законе одушевления и ответ противникам // Вопросы философии и психологии. Книга XVIII. — 1893. — С. 120—148.
11. Введенский А.И. О пределах и признаках одушевления. Новый психо-физиологический закон в связи с вопросом о возможности метафизики. — Санкт-Петербург: Типография В.С.Балашева. — 1892. — 118 с.
12. Введенский А.И. Психология безо всякой метафизики. — Петроград: Типография М.М. Стасюлевича, 1917. — 359 с.
13. Владимиров П.А. Проблема рационального и иррационального в русском неокантианстве. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук// Саратов: ФГБОУ ВО СНИГУ им.Н.Г.Чернышевского. — 2018— 144с.
14. Владимиров П.А. К истокам формирования русского неокантианства: методологические основания философии А.И. Введенского // Вестник РУДН. — 2020. — Серия философия. — Т.24. — № 2. — С.219 — 227.
15. Владимиров П.А. Значение критики «нового психофизиологического закона» А.И. Введенского в русской философии //Кантовский сборник. —2017. — Т.36. —№ 1. — С.52—65.
16. Зеньковский В.В. История русской философии. —М.:Академический проект, 2011. —880 с.
17. Клайн М. Математика. Утрата определенности. —М.:Мир, —1984. —434 с.
18. Лопатин Л.М. Новый психофизиологический закон г.Введенского (заметки по поводу его вторичного вызова на спор о законе одушевления // Вопросы философии и психологии. —1893—Книга 19.— С.60—81.
19. Лопатин Л.М. Странное завершение забытого спора //Вопросы философии и психологии. —1917—Книга 137-138 (II-III). — С.174—177.
20. Лосский Н.О. История русской философии. // Глава XII Русские неокантианцы. А.И.Введенский // М.: Академический проект. — 2018. — С.213—217.
21. Малинов А.В. Новые исследования об А. И. Введенском//Ученые записки Санкт-Петербургского университета технологий управления и экономики.— 2012. —№1 (36). — С.67—76.
22. Минаев Д.Н., Некрасова Н.А. «Психология без метафизики» А.И. Введенского. К вопросу о проблемах сознания в русской философии // Научные ведомости. Сер. Философия. Социология. Право. — 2016. —№ 24 (245). —С. 169—171.
23. Неокантианство в России: Александр Иванович Введенский, Иван Иванович Лапшин/ под ред. В. Н. Брюшинкина , В. С. Поповой. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2013. — 359 с
24. Психологическое общество. // Вопросы философии и психологии, январь 1893 г., кн. 16. // раздел: Психологическое Общество. Заседания XCIII—XCVII с 31 октября по 21 декабря 1892 г. — С. 110—119.
25. Радлов, Э.Л. Неудачный метафизик // Вестник Европы. – СПб., 1893. — Том 1. —Кн.2 — С. 898—912.
26. Радлов Э. Л. Ответ проф. А. И. Введенскому // Вопросы философии и психологии. — М., 1893. — Год IV, кн. 19 (4). — С. 105—110.
27. Румянцева М.Ф. Русская версия неокантианства: к постановке проблемы// Ученые записки Казанского университета. —2012. — т. 154. —кн. 1 «Гуманитарные науки». — С.130—14.
28. Румянцева М.Ф. Философские основания методологии истории русской версии неокантиантства А.И.Введенский и В.Дильтей //Диалог со временем —2018. — № 62. — С. 16—32.
29. Сироткина Л.С. Проблема соотношения философии, логики и психологии в российской логико-философской мысли конца 19 — начала 20 вв. (обзор исследований) // РАЦИО.ru. — 2014. — № 13. — С. 120—152.
30. Сироткина Л.С. Теоретические компоненты образа психологии в русской логико-философской мысли конца 19 в. (в контексте проблемы психологизма русской логики конца 19 — начала 20 вв.)// РАЦИО.ru. —2015. — №. 15. — С. 196—221.
31. Тихонова Э. В. Проблема «чужого я» в русской философско-психологической мысли конца XIX — начала ХХ в.: к истории научной полемики // Вече: Журнал русской философии и культуры. —2010. —№. 21. — С.82— 94.
32. Трубецкой С.Н. К вопросу о признаках сознания (Александр Введенский «О пределах и признаках одушевления». Новый психофизический закон в связи с вопросом о возможности метафизики) // Вопросы философии и психологии. — 1893. —Кн. 16. — С.98—109.
33. Шарова А.Б. Отечественная психология конца XIX — начала XXI века. Точки соприкосновения // VII Фрейдовские чтения: симптомы XXI века. Сборник научных трудов по материалам международной научно-практической конференции, проведенной в АНОВО «Восточно-Европейский Институт психоанализа» 22.04.2023 г. / Под ред. проф. М.М.Решетникова. СПБ.: ВЕИП, 2023. — С. 158-180.
34. Щедровицкий П.Г. Очерки об А.И.Введенском // https://shchedrovitskiy.com/philosophy/Vvedensky_A.I.pdf

Автор: Анастасия Борисовна Шарова

Статья из сборника трудов по материалам национальной научно-практической конференции «О взаимоотношениях психического и телесного в норме и патологии», которая состоялась в ВЕИП 9 декабря 2023 года. Сборник опубликован в Научной электронной библиотеке.

Анастасия Шарова

Старший преподаватель АНО ВО «ВЕИП»