Аннотация. В статье рассматриваются социокультурные процессы в России в 1920-30-е годы; законодательные изменения, народные интерпретации идей коммунизма с примерами из периодики того времени. Наряду с процессами маргинализации общества идут активные научные изыскания, методом проб и ошибок научное и политическое руководство предпринимает шаги для стабилизации ситуации.
Детектив, психологический триллер, драма, подвиг — все эти слова приходят на ум, когда погружаешься в изучение исторических перемен в России в 1920-е годы. Не оставалось ни единой сферы жизни, не затронутой изменениями.
Этот период оставил после себя много пугающих слухов: сексуальные коммуны, беспорядочная половая жизнь. И в лучшем случае нам скорее представляется «Собачье сердце» и Шариков, когда мы вспоминаем первые годы после революции, а затем вспоминаем фразу «в СССР секса нет».
Исторически еще до революции в связи с большим количеством сельских и деревенских поселений были распространены большие семьи — дворы, но уже выделялись в составе больших семей семьи малые — супружеская пара и их дети. В состав больших семей могли быть широко включены многочисленные родственники жены и мужа, дальние родственники, так называемые приживалы, работники, помощники по хозяйству. Детей в семьях было, как правило, много, «с запасом», потому что смертность была чрезвычайно высокой, и контрацепция не была распространена. Кроме того, сельский быт позволял использовать труд каждого на благо семьи, и, как правило, большие семьи имели преимущество перед маленькими, в том числе и в экономическом плане.
Однако города все более развивались, и многие хотели стать городскими жителями. Тенденция к сокращению численности семьи усилилась. В стране господствовал затяжной экономический и политический кризис. И изменения в семейной и частной жизни людей были лишь одной из сторон всеобщих перемен, переживаемых Россией в пореформенный период, когда четко обозначилось ее стремление превратиться в современную промышленную страну. Революция и вовсе предоставила возможности для молниеносной реформы сексуальной и семейной жизни в России. Интенсивность изменений социокультурной среды того времени беспрецедентна. Ни до, ни после исторических аналогов таких масштабных процессов в мире попросту нет.
Спекуляции на тему этих изменений докатываются до нас и сегодня, поэтому для более полной обрисовки мизансцены добавим немного информации о мировом общественном мнении и бытовавших тогда нравах.
Показателен случай, случившийся в 1906 году с Максимом Горьким. Он приехал в США просить денег на большевистскую революцию. В России случилось «кровавое воскресенье», и почва была благодатной. Его встречали как героя до той поры, пока газеты не написали, что он приехал с любовницей, а не с женой. Это был грандиозный скандал! Их выселили из гостиницы, и более Горький ни с кем встретиться не смог.
И в дальнейшем внимание Запада также было пристально приковано к происходящим в России событиям. Очень часто это происходящее демонизировалось. Западные консерваторы встретили попытки большевиков реформировать семью с яростью и тревогой. Это сейчас звучит комично, но в выступлениях правых против советской политики 1920-х годов чувствуется неподдельный страх. Угроза заключалась не в военном завоевании, не в том, что войска прорвутся через Европу и Атлантику, а в том, что советские идеи дома и семьи могут тайно проникнуть через черный ход.
Были и сопереживающие. Например, Морис Гершон Хиндус, писатель и исследователь России, писал в своих трудах: «Введение сексуального соблазна в любой форме в коммерческой жизни они тоже запретили. Нигде нет и намека на секс — ни в витринах магазинов, ни в увеселительных заведениях. В российских фильмах почти нет и следа сексуального подтекста… Российские газеты и журналы на редкость свободны от сексуальных скандалов или разговоров о сексе… Нигде в ресторанах или театрах не выставлены фотографии сладострастных девиц в разнообразных полуобнаженных позах, как например в Берлине. Революционеры рассматривают эксплуатацию женского тела в коммерческих целях как жестокое оскорбление женственности. Нигде в России порнографические фотографии не продаются открыто или тайно — их нельзя иметь. Российская публика не жаждет и не требует опосредованных форм сексуального возбуждения» [7, с. 7].
Отношение к сексу было открытым. Сексуальность и семейные отношения могли принимать самые разнообразные формы, регулировались они на тот момент, пожалуй, только уголовным кодексом.
По мнению Хиндуса, «русские всегда сохраняли что-то от благородных дикарей, здоровое языческое ядро, не подавляемое идеалами западного рыцарства и христианства. Как следствие, в их отношении к сексу была «небрежность, которую трудно понять англосаксонскому уму» [7, с. 7]. Среднестатистическая женщина «говорит о сексе не более сдержанно, чем о музыке, театре, погоде» [7, с. 7].
В самой России мнение о происходящем, разумеется, не было гомогенным. Случались и откровенно странные вещи, которые вносили панику и неразбериху в обществе.
Например, известен такой случай. Прошел слух, что якобы обнаружили плакат в истерзанном войной Саратове, объявляющий мобилизацию женщин в возрасте от семнадцати до тридцати двух лет для распределения «среди мужчин, которые в них нуждаются». Сначала подозревали одних, потом других, и, наконец, большевиков. Хотя никакого плаката так и не было найдено, слух быстро распространился, и аналогичные сообщения появились в других городах. По слухам, Ленин посмеялся над этой историей [7].
И вот, на фоне истерии и в трудное время идущей гражданской войны происходит масштабная работа по реформированию семьи. Широко обсуждаются права женщин и вопросы феминизма. Пожалуй, впервые в мире разговор происходит серьезно и основательно на эту тему с применением на практике, и первый семейный кодекс, делающий попытку закрепить равные права женщин и мужчин, будет принят уже в 1918 году. Вводят 8-часовой рабочий день, пособие и отпуск по беременности и родам, минимальную оплату труда вне зависимости от пола.
Восхищает тот обширный перечень вопросов, в том числе и этических, медицинских, которые были подняты большевиками и причастными, равно как и свобода, и глубина их обсуждений. Это была фундаментальная работа многих людей. И я уверена, что у нас в архивах много материалов, которые могут быть полезны нам даже сегодня несмотря на то, что прошло более ста лет.
Например, проводилось масштабное анкетирование, касающееся половой жизни молодежи. Эти данные сравнивались с исследованиями в царской России. Они носили уже более масштабный характер, этому способствовало прекращение деления общества на классы. В фокусе оказались даже такие вопросы, как возраст первых сексуальных ощущений, взаимодействия с проститутками, венерические заболевания. В конце 150-страничного труда Израиля Григорьевича Гельмана «Половая жизнь современной молодежи» (1923) приведены выдержки из анкет, достаточно откровенные, чтобы сделать выводы о том, чем жило и дышало студенчество того времени и круг волнующих их проблем, не только сексуальных [2].
Похоже, что те времена хотели действительно создать свободное от предрассудков общество, с равными правами и для мужчин, и для женщин. Это касалось совершенно всех аспектов жизни, начиная с образования и брачных отношений, заканчивая свободным, лишенным предрассудков, выражением сексуальности. Были упразднены дома терпимости, широко распространенные в имперской России. Равные права мужчин и женщин прописаны в нормативных актах, в том числе в семейном кодексе. Были разрешены разводы и аборты. То есть вынужденные браки остались в прошлом, создав почву для свободного выбора. Семейным кодексом церковный брак был отодвинут на второй план.
Никакие браки без любви более не заключаются. И поскольку имущественные, расовые, религиозные и другие традиционные требования к брачному партнеру были отменены, существует практическая свобода полового выбора.
Наряду со всем этим шла полемика о буржуазности и ее проявлениях. Например, кое-где не пришлись ко двору девичьи косы. Девушек заставляли их отрезать. Да и, в принципе, не поощрялись женственные образы, чтобы не смущать мужчин и не отвлекать от великих целей. Рассуждали о рабочих коллективах как о семье, и о том, что общественные потребности преобладают над частными.
Одновременно с этим протекают революционные процессы и по отрицанию, отмене каких бы то ни было авторитетов, пересмотр и борьба с традициями. Никакая власть, ничей авторитет не могли чувствовать себя в безопасности. Восстание происходило от самых сердец, и, если угодно — из бессознательного. В это время можно было организовать ячейку хулиганов, как это сделал Ханин и с гордостью носить значок «хулиган». Он вспоминал, как пытался убедить своих друзей оставить свой след в истории, участвовать в ее формировании.
Революция стала стимулом для пробуждения тщеславия молодежи, многие стремились в полной мере реализовать внутренние побуждения создать мир мечты, даже если они не разделяли идеи большевиков. Они постоянно слышали, что на их долю выпала возможность вести мир к светлому коммунистическому будущему. В молодых людях Страны Советов можно заподозрить ницшеанский комплекс «сверхчеловека», или иллюзию детского всемогущества. Только что свершившийся государственный переворот оправдывал и собственные антиправительственные побуждения. Цитирование Маркса было признаком прогрессивности, но бунтарство могло проявляться так же и во внешнем виде. Быть растрепанным, неопрятным, грубым — такая же форма протеста против буржуазного общества, как и кожанки с наганами. Логика противопоставления неряшливости буржуазии понятна — вежливые, скромные и аккуратные были дискредитированы буржуазией. Комиссар здравоохранения, Николай Семашко, критиковал «культ неряшливости», говоря, что он свидетельствует об отсутствии самоуважения и дисциплины. Однако интересен сам факт этого в чистом виде «народного творчества».
Октябрьская революция сделала политику личным делом, а личное — делом политическим. Устранение различий между личным и общественным было главным делом новой власти. Самоанализ сделался неотъемлемой частью жизни общества. Каждый мельчайший нюанс одежды, поведения, каждый поступок анализировался. Множество вопросов поступало властям, в редакции газет приходили письма с просьбами дать совет, рассказать, как правильно поступать в той или иной ситуации. Комсомольские власти разбирали даже такие вопросы — может ли комсомолец пить пиво в баре со значком КИМ на груди?
При этом диффузное взаимопроникновение окружающей среды и революционных идей вносило свои коррективы в планы большевиков, на которые они не могли не реагировать. Они верили, что коммунистическая идея всецело захватит общество, однако не могли избежать некой расщепленности, двойной веры. Точно так же, как христианство впитало в себя языческие традиции, так и новая марксистская «религия» переформатировалась под общественные интересы.
Разумеется, при столь глобальных общественных изменениях вопрос секса и отношений не мог быть обойден стороной. Освобождение от оков религии, революция в мышлении создали благоприятные условия для экспериментов в вопросах полового поведения в обществе. Иногда эксперименты выходят за рамки, и мы видим сообщения криминальной хроники, громкие дела тех лет, которые поражают и сегодня. Кроме того, доступны публикации в газетах, письмах, партийных отчетах, отчетах профильных комиссариатов. Мы не можем знать точное количество людей, решивших испытать на себе все «прелести» свободных отношений, но можно охарактеризовать примерный круг связанных с этим проблем. Если рассматривать их в совокупности, то можно утверждать, что часто сомнительное поведение оправдывалось «нуждами революции», некой псевдоидеологической подоплекой.
В письмах того времени часто встречаются курьезные заявления. Вот отрывки письма «горе-комсомольца», рассуждающего о распущенности и выдержанности: «Возьмем, к примеру, водку. Продукция рабоче-крестьянской государственной промышленности. И ежели я потребляю эту продукцию, значит, расширяю товарооборот госспиртвинторговли, значит, способствую повышению производительности этой отрасли промышленности, значит, повышаю заработную плату рабочему классу. А раз так, значит, я есть строитель социализма. И на то, что вредно для здоровья водку пить, не посмотрю, потому — не пожалею себя для торжества революции и социалистического строительства… Вот и получается, что не распущенность, а выдержанность. И я, как активист, должен всемерно проявлять выдержанность. А говорят еще — распущенность…» [3, с. 335].
Но на алкоголе наш герой не останавливается и мчит безудержно к строительству светлого будущего: «То же самое про половую этику. […] Например, подхожу я к комсомолочке, хорошенькой такой, розовощеконькой, и чисто по-товарищески, по-дружески, без каких-либо намеков кладу руку ей на грудь и хочу поговорить насчет прибавочной стоимости. А она от меня, как ошпаренная, отскакивает, да кричит еще, что я нахал и хам. Ну, что это, спрашивается, такое? По-моему, это — совершенно недопустимое в наших стальных комсомольских рядах отъявленное мещанство» [3, с. 335].
Когда кругом одни враги, могут быть выбраны специфические методы проверки «наш-не наш»: «Нимало не смущаясь, райкомский пропагандист перешел от общеидеологической к программной части испытания.
— Согласны ли вы, товарищ Диковская, с тем, что сродство душ должно быть соединено со сродством тел. И вообще, какое ваше отношение к проблеме пола? Ведь вот, наблюдая половую жизнь кур и петухов, мы убеждаемся…
Нина Диковская разъярилась, повторила, что знать не хочет и что никакого отношения к проблеме пола и к жизни кур иметь не желает. […].
Немедленно новостародубский райком ВЛКСМ исключает Диковскую за мещанский уклон. Помимо ячейки. Когда же ячейка требует разъяснений, для дачи таковых прибывает все тот же неутомимый пропагандист Марголис и со зловещим спокойствием изрекает только одно слово:
— Мещанка.
…Не будем передавать подробности бурного собрания ячейки. Секретарь райпарткома признал, что девушка исключена неправильно» [3, с. 355].
Однако далеко не все женщины считали себя жертвами извращенных революционных идеалов. Провозглашенная эмансипация дала некоторым ощущение расширения прав и возможностей, подобное тому, что было у молодых людей. В «Красном студенчестве» Бирюкова, высказывая свое мнение о героине рассказа Пантелеймона Романова «Без черемухи», сравнила ее покорность с покорностью жертвы сексуального насилия. Тогда как «многие девушки прекрасно знают, чего они хотят от парня. Многие и многие из них без особых «переживаний» по здоровому влечению сходятся с ними» [1, с. 30], «мы не объекты, простачки, за которыми парни должны ухаживать. Девушки видят и знают тех, кого они выбирают и с кем сходятся» [1, с. 30].
В интонации Бирюковой отчетливо слышен гнев. Женщинам наконец-то дали равные права, но не все женщины готовы ими воспользоваться. Для Бирюковой эмансипация означает свободу отвергнуть неугодного ухажера, она чувствует ответственность за свою жизнь и выбор. Поэтому любое предположение о виктимизации было для Бирюковой личным оскорблением.
В целом, в этот период ведут противостояние три основные теории сексуальных отношений. Первая — теория «стакана воды»: любви не существует, есть физиологические стремления, и заняться сексом должно быть так же просто, как выпить стакан воды. Вторая — «теория крылатого Эроса», которая, на мой взгляд, является более сложной версией теории «стакана воды». Обе эти теории приписываются Коллонтай. И третья, «официальная», я бы назвала ее теорией Смидович. Это вполне традиционный взгляд на крепкую семью как на ячейку общества. Софья Смидович была главой женотдела, ее ответы читателям, статьи можно часто встретить в периодике того времени. Каким-то остряком была даже придумана фраза: «Она любила по Смидович, а он любил по Коллонтай» [4].
Аборты становились разновидностью контрацепции. Разумеется, государство не устраивало такое положение.
Еще Ф. Энгельс в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» писал: «Так как, однако, моногамия обязана своим происхождением экономическим причинам, то исчезнет ли она, когда исчезнут эти причины? Можно было бы не без основания ответить, что она не только не исчезнет, но, напротив, только тогда полностью осуществится» [5, с. 33].
Сам Ленин вот что говорил по этому поводу в беседе с К. Цеткин в 1920 году: «Изменившееся отношение молодежи к вопросам половой жизни, конечно, “принципиально” и опирается будто бы на теорию. Многие называют свою позицию “революционной” и “коммунистической”. Они искренне думают, что это так. Мне, старику, это не импонирует. Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая “новая половая жизнь” молодежи, а часто и взрослых довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости. Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем. Вы, конечно, знаете знаменитую теорию о том, что будто бы в коммунистическом обществе удовлетворить половые стремления и любовную потребность так же просто и незначительно, как выпить стакан воды. От этой теории “стакана воды” наша молодежь взбесилась, прямо взбесилась. … Я считаю знаменитую теорию “стакана воды” совершенно не марксистской и сверх того противообщественной» [6, с. 77].
Ленин считал, по многочисленным свидетельствам, что вопросам секса и отношениям полов уделяется чрезвычайно и неоправданно много внимания. Цели строителей коммунизма были дерзкими и весьма амбициозными и отнюдь не ограничивались эмансипацией и семейной реформой.
Он имел в своей библиотеке три тома работ Фрейда [8] и был знаком с основами психоаналитической теории. В целом, по моему мнению, причины неудач в распространении психоанализа в тот период можно охарактеризовать в нескольких пунктах:
1. Психоанализ был достаточно молодой наукой, причем в значительной мере теоретической. К тому же он был направлен в основном на индивидуальную работу, а не на работу с группами.
2. В 1921 году увидела свет работа Фрейда «Психология масс и анализ человеческого Я». Маловероятно, чтобы эта работа, или отдельные ее элементы, не обсуждались в партийных верхушках. Троцкий, известный поклонник психоанализа стремительно терял доверие и голос его становился все более слабым. К тому же сам Фрейд не стремился к тому, чтобы способствовать продвижению своих идей в России. Он считал идеи марксизма противоречащими самой сути психоанализа, тогда как психоаналитики-марксисты того времени считали обратное — что капитализм ему противоречит.
3. В это же время активно развивается рефлексология академиком Павловым, которая показывает реальные, измеримые и материальные результаты.
Рост количества абортов, медицинских осложнений после них, маргинализация, венерических заболеваний, беспризорности, насилия, алкоголизма, самоубийств, откровенный разврат среди части молодежи в передовом социалистическом государстве заставляет советское руководство принять меры и «закручивать гайки». Гуманитарная ситуация была страшной. Чубаровское дело, кореньковщина, ряд других громких дел, широко освещаемых в прессе тех лет, ставили точку на беспрецедентном эксперименте большевиков и советского народа. Сложилось впечатление, что чем шире было обсуждение и освещение вопроса, тем хуже впоследствии обстояли дела.
К 1936 году будут приняты постановления об усложнении процедуры развода, запрете абортов, и дополнительные меры по поддержанию материнства. Теории беспорядочных половых связей будут объявлены антисоветскими.
Таким образом, сейчас нам предоставляется возможность без излишней эмоциональности порассуждать и осмыслить, почему же так получилось. Как при абсолютно позитивном посыле свободы, равенства и братства могла появиться на свет такая пугающая реальность? На мой взгляд, это прекрасная почва для рассуждений об эмансипации, феминизме, о правах меньшинств, о роли семьи в жизни человека.
Сто лет назад наше общество уже переживало эпоху сексуальной революции, и этот период подлежит тщательному изучению, беспристрастному и непредвзятому, идеологически очищенному. «Живые» голоса уже умерших людей — а надо отметить чрезвычайную образность языка того времени — то, что мы сейчас утрачиваем в виду доступности видеоряда, рассказывают нам свою историю, историю целого народа того времени.
Возможно, время для таких реформ было выбрано неподходящее и потому чрезмерные испытания сломали многих. А возможно, закон слишком необходим человеку и при отсутствии рамок он начинает страдать — вопрос, на мой взгляд, до сих пор остается открытым.
Библиографический список:
- Бирюкова. Мы сами умеем целовать… (Письмо) // Красное студенчество. — 1927. — № 3.
- Гельман И. Половая жизнь советской молодежи: опыт социально-биологического обследования. — М.: Мосполиграф, 1923. — 150 с.
- Комсомольский быт. — Ленинград: Молодая Гвардия, 1927. — 360 с.
- Роговин В. З. Проблемы семьи и бытовой морали в советской социологии 20-х годов // Социальные исследования. — 1970. — Вып. 4 — С. 88—114.
- Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. — М.: Политиздат, 1986. — 639 с.
- Цеткин К. Сборник «О Ленине». — Ленинград: Печатный двор, 1933. — 96 с.
- Carlton G. Sexual revolution in bolshevik Russia. — Pittsburg: University of Pittsburg Press, 2005. — 272 p. 8. Chemouni J. Lenin, sexuality and psychoanalysis // Psychoanalysis and History. — 2004. — № 6 (2). — P. 135—159.
Автор: Светлана Рудич
Бакалавр АНО ВО ВЕИП
Ресурсы автора: Телеграм