Патрик Гийомар. Перевод с французского Юлии Лукашевой

Этическое измерение в разных его аспектах всегда присутствовало  в рассуждениях Фрейда как человека и как психоаналитика. И хотя понятие «этика» редко встречается в его работах, за исключением тех, что относятся к позднему периоду творчества, всё, что сказано Фрейдом об этом, очень значимо, особенно в связи с переносом.

Фрейд, не используя слово «этика», говорил о ней всегда. Немного позже я изложу свой взгляд на причину этого. Лакан, в свою очередь, начиная с 1958 года писал, что «вырисовывается некая этика»[1]. Тем самым он поставил перед собой задачу, которой посвятит весь следующий год. Семинар «Этика психоанализа» был тем семинаром,  которому он придавал особое значение. Несомненно, в рамках семинара он затронул многое из того,  что связывало его с анализом, а также то, чем ему дорог анализ,  то, что он знал, и то, «о чём он ничего не желал знать». Вероятно, именно в этом кроется причина того,  что, «не опубликовав» этот семинар, он так и не смог его переписать. Сегодня вопросы этики настойчиво звучат в форме призыва к постоянному переопределению человека и социальных связей, из которых складывается человечество, не только в сфере биологии, медицины и психиатрии, а также в области права и политики. Мы сталкиваемся с пугающими событиями и зрелищами, с ужасами, с невыносимыми и немыслимыми сценами, которые заставляют нас  говорить о том, что пределы человеческого расшатаны. Но эти пределы человеческого, нечто невыносимое, есть часть человечества. Когда мы говорим, что человек ведет себя, как животное, мы должны понимать, что это животное начало, вероятно, имеет мало общего с тем животным началом, которое присуще животным. Животное начало человека указывает на что-то человеческое, что имеет мало общего с животным началом у животных, но чему мы не можем дать какого-то другого обозначения.


[1] Jacques Lacan,Écrits, Seuil, Paris 1966, p. 684.

Психоанализ начинался практически как медицинская техника, основанная на желании Фрейда, как клинический ответ, как первоначальный жест перед лицом страдания и симптомов истерии. Этот жест Фрейда – одновременно инициирующий и несущий на себе отпечаток перемен своего времени  – является частью процесса осмысления и переопределения человека. Психоаналитики вслед за Фрейдом, независимо от их различий и расхождений во взглядах, все больше способствовали тому, чтобы психоанализ стал хранителем и гарантом определенной идеи субъективности.

Готовясь к этой беседе, я перечитывал тексты Франсуазы Дольто, в том числе ее доклад на дебатах, которые состоялись десять лет назад, после смерти Лакана, и на которых шла речь о будущем психоанализа. Там были озвучены различные мнения,  в частности,  определенное число аналитиков поставили под вопрос (это было в Сорбонне) долговечность психоанализа. Ведь у психоанализа было начало; а все, что имеет начало, может иметь и конец. Может ли психоанализ существовать вечно? Наша история состоит из крупных социальных, политических и религиозных движений, которые в свое время были хранителями определенных ценностей: признания различий, различий между мужчиной и женщиной, между человеком и животным, уважения к детям и т. д., но не все ценности, хранителями которых были эти движения, остались. Следовательно, и психоанализ может исчезнуть и освободить место для чего-то другого – такое мнение поддержали некоторые психоаналитики. Франсуаза Дольто выступила на эту тему, изложив свою собственную концепцию психоанализа, – это больше, чем концепция, это психоаналитическая позиция, которую первым сформулировал Лакан и которую многие из нас поддерживают. Дольто не представляла себе культуру без психоанализа, потому что, по ее мнению, психоанализ отвечает за вопрос речи в человеческом существе. Это можно считать идеалом.

Франсуаза Дольто и Жак Лакан на 23 конгрессе Международной Психоаналитической Ассоциации (IPA). 31 июля 1963 года, Стокгольм.

Психоанализ имеет этическую направленность, связанную с ценностью речи и человека как субъекта языка. Дольто сформулировала это в сильных и прямых выражениях, которые, наряду со словами Лакана, размечают фрейдово поле. «Все есть язык», – сказала она, прежде чем использовать эти слова в качестве названия одной из своих книг. «Психоанализ – это коммуникация во что бы то ни стало». Это не следует понимать как защитную речь в пользу коммуникативных техник, но как напоминание об истории изобретения психоанализа. Аналитический диспозитив (кадр, продолжительность сеансов, свободные ассоциации) призван сделать анализ возможным. Но каким бы он был без поддержания условий, благоприятствующих речи? – и, прежде всего, бессознательной речи, без которой бессознательное знание оставалось бы одновременно и активным, и вытесненным.

Необязательно разделять идеологию коммуникации, чтобы помнить, что если бессознательное «говорит» (и очень часто впустую, хотя всегда не без эффектов), то именно психоаналитики должны создать условия для слушания и для действия другой речи. С помощью предложения, – писал Лакан, – я создал спрос. Психоанализ – это приглашение к речи и модификация требования для доступа в измерение желания. Как он может это сделать, не будучи также представленным, несмотря на парадоксы такого положения, в институциях, где обнаруживаются манифестации психического страдания?

Бессознательное – это одновременно разрыв и непрерывность, утрата и неудача вытеснения (возврат вытесненного). Это то, что «по самой своей природе утрачено», а также то, что позволяет «восстановить непрерывность моего дискурса» (Лакан) за счет устранения вытеснения.  Оно есть «разрез в акте», и, если «оно не перестает не писаться», оно не перестает при этом говорить. Фрейдовское допущение о бессознательном – это средство против молчания, забывания и многочисленных сбоев в «коммуникации». Речь неустранима, как и желание.

Этическая ценность психоанализа глубоко связана с той ролью, которую он отводит бессознательной речи. При условии, что он избегает ловушек невежества, идеализма и наивности и не забывает о том, что бессознательное также предписывает ниспровержение субъекта. Эта ценность была установлена жестом отказа Фрейда от гипноза.  Было бы неправильно сводить этот отказ к клиническому и теоретическому прогрессу психоанализа.

Гипноз («внушение», как назвал его Фрейд в 1921 году) не может быть отнесен только ко времени его зарождения и первых экспериментов, к доаналитическому времени, безвозвратно ушедшему и преодоленному по причине развития знания. Этот вопрос продолжает сопровождать психоанализ в таких его аспектах, как любовь в переносе, внушение и «внушаемость» («Массовая психология и анализ Я»), телепатия и некоторые черты Сверх-Я.

Свен Ричард Берг «Сеанс гипноза»

Эффективность гипноза всегда признавалась психоанализом, поэтому спорить с этим бессмысленно. Что же касается причин, которые заставили Фрейда отказаться от него, то они носят как клинический, так и этический характер, ясно показывая, что зарождение психоанализа происходило на этом перекрестке, на пересечении множества вопросов и проблем, которые касаются целей лечения, его надежд и идеалов.

Фрейд отказался от гипноза, потому что он был применим не ко всем (некоторые пациенты не поддаются гипнозу), но, прежде всего, потому, что его воздействие является незначительным. Сведения, полученные под гипнозом, а также  воспоминания травматического и сексуального характера недоступны субъекту в бодрствующем состоянии, а влияние,  оказываемое гипнозом на пациента (побуждение к отказу от симптомов или к их модификации), не долговечно. Его успех, довольно относительный, остается в значительной степени зависимым от переноса – тема, к которой Фрейд обратится еще не раз в своем исследовании «терапевтического» воздействия масс, которое также зависело от личности вождя. Поэтому ему кажется малополезным обходиться без работы по вспоминанию. Предпочтительнее, чтобы пациент помнил, что он помнит, даже если это займет больше времени, чем короткое замыкание гипноза. С другой стороны, учет переноса и его последствий будет все больше подталкивать Фрейда, а затем и его последователей к анализу переноса и к идеалу исчезновения симптомов, который сохранялся бы даже после ослабления переноса.

Таким образом, гипноз неоправданно игнорирует сопротивление, которое техника свободных ассоциаций стремится не упускать из виду и в то же время преодолеть. Без учета сопротивления, являющегося неотъемлемой частью аналитического процесса, последний не может установиться. Перенос – это одновременно и сопротивление, и манифестация бессознательного. С 1914 года работа аналитика – правда, по мнению Лакана, это задача анализанта – сместилась в сторону проработки. Помимо воспоминания и памяти, помимо повторения в разных его формах  (повторение в переносе, возврат означающих), специфика анализа и условия его успеха, а также его «просветительская» функция сосредотачиваются на проработке. Именно проработка, которой Фрейд посвящает статью («Воспоминание, повторение, проработка»), отличает анализ от внушения.

Не избегать сопротивления – вот что делает психоанализ, иногда вопреки этому сопротивлению. Здесь нам необходимо различать сопротивление нарциссизма, связанное с воображаемым Я (который, в свою очередь, отличается от первичного нарциссизма), повторяющуюся настойчивость означающего, которая является эффектом символического, и сопротивление психоаналитика. Кроме того, мы должны добавить к этому некоторые аспекты отрицания: то, что оно подразумевает изначальное утверждение, и тот факт, что субъект возникает в отрицании и через отрицание. Сопротивление субъекта тому, что он отвергает и не принимает, – это не сопротивление Я (одновременно воображаемое и реальное), это защита субъекта. Субъект защищает себя, как пишет Лакан.

Является ли отказ измениться и исцелиться в соответствии с нормативными ожиданиями эффектом воображаемого сопротивления, обусловленного фантазмом (который предстоит проанализировать), или защитой субъекта, утверждающего себя через отказ? Этот вопрос все еще остается открытым, но заслуга  психоанализа заключается в том, что он обратил внимание на смысл некоторых страданий  и «значение» – по крайней мере, в глазах субъекта – определенных симптомов. Фрейд писал, что он всегда с большим уважением относился к симптомам. Отказ от гипноза – это акт, свидетельствующий об этике. В 1921 году он вспоминал о своем опыте работы с Бернгеймом (который относится к 1889 году) и его «поразительных фокусах». Суггестия, или «внушаемость», является феноменом психической жизни человека. Он говорил о своей «глухой враждебности» к «тирании внушения», «когда больного, который не был послушным, спрашивали: «Что же вы делаете? Вы противовнушаете! Я считал это явной несправедливостью и актом насилия. Мужчина, безусловно, имел право на сопротивление внушению, когда его пытались подчинить с помощью внушения»[2].


[2]Freud, L. c., p.149.

Профессор Ипполит Бернгейм, профессор медицинского факультета г. Нанси

На этой границе между внушением и авторитарными предписаниями медицинской власти Фрейд восстановил право на отказ от подчинения и тирании. Таким образом, он выказывал свое собственное «сопротивление», которое было клиническим, теоретическим и этическим. «Мое сопротивление тогда было направлено на восстание против того факта, что внушение, которое объясняет все, само должно быть от объяснений отстранено».[3]

Сопротивление Фрейда как основателя психоанализа имеет самое близкое отношение к тому, что Лакан упоминает в начале семинара «Ещё» и что он называет своим «я не хочу ничего об этом знать». Безусловно, есть различия между сопротивлением Фрейда и сопротивлением Лакана, но как для одного, так и для другого речь идет о субъекте, который обнаруживается в момент отрицания некоторых неприемлемых мыслей, вступающих в противоречие с требованиями к мышлению.

Психоанализ готов поспособствовать облегчению страданий и «излечению» от симптомов, но не любой ценой и не любыми средствами. Во многих отношениях идея исцеления остается идеалом, который сам зависит от различных подходов к болезни, здоровью тела, желанию и страданию. Однако исцеление остается неисцелимым желанием, которое невозможно устранить, поскольку оно глубоко укоренено в детстве. Граница между аналитическим и терапевтическим проходит внутри психоанализа, но его «просветительский» идеал, во фрейдовском смысле этого слова, заставляет его отказываться от излечения, которое было бы достигнуто ценой подчинения, а не осознавания, по ту сторону вытеснения, того, от чего необходимо отделиться, чтобы стать и остаться человеком.


[3] Freud, L. c., p.149.

Некоторые аналитики полагают, что излечить можно только ребенка. Мы лечим – и помогаем исцелить – ребенка во взрослом, ребенка, который теперь способен излечиться от своего инфантильного невроза и разрешить конфликты, которые не могли быть разрешены в детстве. Возможно ли исцелить свое детство и исцелиться от своего детства? Детство, каким его видит психоанализ, подрывает идею об исцелении, которое должно быть достигнуто за счет памяти о детстве. Сексуальность остается отмеченной «инфантильностью». Можно ли представить себе человека без детства или, скорее, без детств?

Работа Дольто с детьми, ее вклад в детский психоанализ  отвечали  как клиническим, так и этическим требованиям. В плане этики сформировалась следующая позиция: ребенка всегда принимает взрослый аналитик, и во избежание инфантилизации анализа аналитик должен осознавать различные последствия своего отношения к ребенку. Эти идеи стали уже банальными, но небанально то, какими словами Дольто их выражает. Детство – это время, которое в тот или иной момент необходимо «предать» – это такое сильное слово. Оно означает, что дети ничего не знают о предстоящих им трансформациях, которые они могут только вообразить, не имея возможности узнать о них заранее. Поэтому верность детству фиксируется на периоде жизни, переживаемом как тот, который никогда не закончится. Мы не покидаем это время в состоянии непрерывности, мы оглядываемся на него как на нечто уже пережитое. Но покинуть его можно, только предав его. Разрывы во времени, кастрации детства каждый раз привносят что-то новое, какие-то новые связи.

Франсуаза Дольто говорит: «Дети похожи на лунатиков. Лунатик не падает с крыши, а тот, кто бодрствует и осознает риск, может испугаться и упасть». Взрослые хотят разбудить ребенка. Вы не должны будить их слишком рано, они не могут не проснуться в один прекрасный день. Детство предано, а верность детству – это верность утраченному миру, утраченному времени. Анализ приглашает нас в детство, «которое мы никогда не сможем пережить заново»; это возвращение  прошлого, а не возвращение в прошлое. «Мы никогда не сможем, – пишет Дольто, – быть абсолютно правдивыми в отношении наших детских переживаний». Таким образом, она прослеживает множество разрывов между ребенком и взрослым, которые нельзя помыслить в терминах слишком однозначного регистра потери и потерянного объекта. Предательство – это также выбор, который подразумевает желание.

Дольто делает большой акцент на интенсивности и силе трансформаций, которые отрывают ребенка от мира, который был внутренне замкнутым. Взрослеть – «значит убить своих родителей». Но она пришла к выводу, что необходимо избегать нежелательного вмешательства в отношения между детьми и их родителями. Решительно поддерживая возможность детского психоанализа, она не была  сторонницей практики, выстраиваемой по образцу  лечения взрослых. Она была гораздо ближе, имея отчасти иные теоретические и клинические ориентиры, ко взглядам Винникотта, нежели чем ко взглядам Мелани Кляйн. В частности, относительно работы с очень маленькими детьми и с детьми, находящимися на различных этапах формирования и разрешения Эдипова комплекса, она выступала за то, чтобы психоаналитики ни в коем случае не занимали место родителей (матери или отца), не отстраняли их, не конкурировали и не соперничали с ними в вопросе отношений с ребенком. Таким образом, она обратила внимание на опасность, исходящую от тех, кто подступается к детям, демонстрируя те или иные аспекты злоупотребления властью, психического соблазнения  и «похищения» детей, будь то даже с самыми лучшими намерениями и великодушной снисходительностью.

Франсуаза Дольто во время сеанса

Этика психоаналитиков лежит в основе их практики. Но очевидно, что она предполагает рассмотрение различных точек отсчета, которые связаны с тем, что психоанализ – это практика (как сказал Лакан в 1976 году: «Психоанализ – это не наука, это практика»), с тем, что его пронизывают разные формы зависимости и власти, а также с тем,  что вопрос детства лежит в основе его действия. Детство может быть идеализированным, неправильно понятым, развращенным, невинным и преданным, но, даже если не понимать его, то невозможно отрицать его или признавать, не обозначив его отличий от взрослой жизни.

Психоаналитики обладают властью. Недостаточно воздерживаться от нее, чтобы освободиться от нее. Отказавшись от гипноза, Фрейд отказался от злоупотребления властью. Постепенно он признал ценность отрицания (способности и права сказать «нет») как существенную для позиции субъекта. Эта позиция является одновременно клинической и этической. Дольто подчеркивала, что нужно позволить детству разворачиваться своим чередом, но при этом настойчиво утверждала, что все детство обречено на «предательство». Не нужно будить «ребенка-лунатика»; это тоже клиническая и этическая позиция.

Психоанализ развивался, определяя свои собственные границы и оберегая себя от злоупотреблений. В наше время, когда место ребенка и подростка подлежит переосмыслению, психоаналитики тоже призваны думать об этих различиях и об этих возрастах жизни, которые  находятся в сердцевине нашей практики.


Библиографический список:

F. DOLTO, Séminaire de psychanalyse d’enfants, t.1, Paris, Seuil, 1982.

    F. DOLTO, Dialogues québécois, Paris, Seuil, 1987.

    S. FREUD, Sur l’histoire du mouvement psychanalytique, Paris, Gallimard, 1991.

    S. FREUD, Sigmund Freud présenté par lui-même, Paris, Gallimard, 1984.

    S. FREUD, Correspondance avec le pasteur Pfister, Paris, Gallimard, 1966.

    J. LACAN, Le Séminaire, Livre VII, L’Éthique de la psychanalyse, Paris, Seuil, 1986.

    Ссылка на оригинал статьи: https://shs.cairn.info/revue-cahiers-de-psychologie-clinique-2001-2-page-9?lang=fr


    Автор: Юлия Владимировна Лукашева


    Юлия Лукашева

    Психоаналитик, преподаватель кафедры теории психоанализа АНО ВО «ВЕИП»
    Профессиональные интересы: Психоанализ Фрейда-Лакана, психоанализ Ф. Дольто

    Добавить комментарий