Аннотация. В статье указывается на имеющийся в психоаналитических теориях пробел в понимании участия сиблинговых связей в индивидуальном психическом развитии. Отмечается, что именно динамика и своеобразие сиблинговых связей оказывает решающее влияние на характер социальных отношений. Выдвигается тезис о том, что сиблинги участвуют в психическом развитии независимо от их реального присутствия: если в семье единственный ребенок, то сиблинговая динамика будет организовываться вокруг фантазий о воображаемых сиблингах. Описываются динамические характеристики развития старших и младших детей. Психические структуры старших детей организуются вокруг представлений о собственном моральном и когнитивном превосходстве, а психические структуры младших детей — вокруг идеализации девиантности и бунта, что находит свою реализацию в личных, социальных и профессиональных отношениях.
Долгое время в психоаналитических теориях психосексуального развития внимание уделялось преимущественно исследованию вертикальных связей между детьми и родителями, а горизонтальные связи между сиблингами в существенной степени недооценивались. Во многом это объясняется следованием заданному З. Фрейдом вертикальному направлению психосексуального развития в сторону Отца. Однако уже в предложенном Фрейдом мифе о первобытной орде как модели семьи есть указания на значимость не только вертикальной идентификации с отцом, но и горизонтальных идентификаций и связей между сиблингами. Именно горизонтальные связи имеют ключевое значение для развития социальности у индивида и функционирования социума в целом, поскольку, по мысли Фрейда, именно «социальные братские чувства сохраняют глубочайшее влияние на развитие общества» [7, с. 176]. Так называемые «социальные братские чувства» находят свое выражение в идеях равенства и равноправия, принадлежности группе, запрете на убийство и инцест, заботе о нуждах общества. При этом причиной запрета на убийство и инцест становится вовсе не страх перед отцом, а страх стать таким, как отец, занять его место и повторить его участь: «Если братья объединились, чтобы одолеть отца, то каждый был соперником для другого. Каждый, подобно отцу, хотел обладать всеми ими, и в борьбе всех против всех новая организация погибла бы. Братьям, если они хотели жить вместе, ничего не оставалось другого, как установить запрет» [7, с. 174]. Таким образом, в модели Фрейда вертикальные связи, возникающие в результате идентификации с отцом, управляются влечениями, жадностью и стремлением к власти и всемогуществу, тогда как горизонтальные связи и «социальные братские чувства» призваны нейтрализовать эти влечения и установить запрет на их реализацию.
В последующих работах психоаналитиков можно встретить отдельные указания на сиблинговую проблематику в психическом развитии. Так, А. Адлер, придававший большой значение развитию социального чувства, указал на качественные различия в ситуации развития ребенка в зависимости от порядка его рождения. В частности, Адлер описывает специфику формирования психологии младшего ребенка: ему чаще всего присваивается статус «особенного», он растет в атмосфере повышенной заботы со стороны родителей и старших детей и получает удовольствие от своих привилегий, приобретая при этом выраженное стремление к власти и превосходству в попытках доказать свою самостоятельность и независимость. Старший же ребенок, в описании Адлера, оказывается ближайшим и легитимным наследником родителей в установлении закона и порядка, для них ощущение собственной власти и превосходства является чем-то само собой разумеющимся и не подлежащим оспариванию [1]. По мнению Адлера, младшие дети чаще других становятся новаторами и революционерами, а старшие дети предпочитают занимать консервативные позиции сохранения устоявшегося порядка и удержания власти.
О том, что наиболее яркой чертой комплекса младшего брата является идеализация протеста и бунта, писал еще Фрейд: «Старший ребенок издевался над младшим, дразнил его, отнимал у него игрушки; младший питал бессильную злобу к старшему, завидовал ему и боялся, и его первые проблески стремления к свободе и правосознанию обращались против угнетателя» [6, с. 263].
О. Ранк также указывает на то, что судьба младшего ребенка связана с героической компенсацией, фантазией об идентификации с идеалом матери: «В мифе и в сказке подвиг всегда может совершить только самый младший сын, последний у матери… Он всегда остается чисто телесно связан с ней, так как после него никто другой не занимал места в матери, он действительно является единственным, для которого возврат в материнскую утробу и пребывание там возможно, для которого оно, так сказать, имеет смысл. Его превосходство состоит в том, что он приходит последним, прогоняет других, и в этом он подобен отцу, с которым он один может идентифицировать себя» [4, с. 112].
Ранк одним из первых представил идею о роли в развитии ребенка мертвых сиблингов и сиблинговой травме. В частности, Ранк пишет о зависти к мертвым сиблингам «из-за счастья возвращения к матери», идентификации с мертвым сиблингом как реакции зависти к воображаемому идеальному ребенку. Здесь можно добавить, что описанные Ранком чувства ребенок испытывает не только к мертвым, но и к воображаемым сиблингам, которых может и не быть в реальной ситуации единственного ребенка в семье. Другими словами, сиблинги участвуют в психическом развитии независимо от того, есть у ребенка реальные братья или сестры или нет. Травму второго ребенка Ранк связывает с ревностью к младшему ребенку, занявшему место старшего [4, с. 53].
Идея о сиблинговой травме была развита в работах Д. Митчелл [3]. Митчелл называет сиблинговой травмой интенсивное негативное переживание ребенком утраты своего привилегированного положения рядом с родителями, особенно если такая утрата приходится на стадию сепарации-индивидуации. Для старшего ребенка сиблинговая травма ассоциирована с переживанием материнской депривации, поскольку усилия и ресурсы матери концентрируются на другом ребенке, а также завистью и ненавистью к тому, кто воспринимается как замена. В попытках справиться с тревогой отверженная и аннигиляции старший ребенок прикладывает дополнительные защитные усилия для постоянного завоевания одобрения родителей и сдерживания своей убийственной ненависти. На эмоциональном уровне такая динамика формирует интенсивный страх потери объекта любви и ресурсов из-за собственных экспансивных тенденций: жадности, роста, агрессивности, сексуальности, которые маркируются как чрезвычайно опасные и потому запретные.
Х. Кохут заметил, что у тех психоаналитиков, которые занимали позицию старшего ребенка в семье, могут возникать специфичные трудности в работе с пациентами с творческим складом характера и мышления, отличающимися спонтанностью, склонностью к демонстративному, а порой и девиантному поведению. В частности, Кохут описывает характерный комплекс старшей сестры: «Канализирование различных догенитальных и генитальных чувств соперничества, зависти и ревности в установки морального и интеллектуального превосходства особенно ярко проявляется у девочек, которые в ранний латентный период столкнулись с рождением брата. Они пытаются справиться с нарциссической травмой, с презрением относясь к новому сопернику и его достижениям в школе, а также занимая по отношению к нему позицию морального и интеллектуального превосходства, а реакция родителей на их успехи в области интеллектуальной, спортивной и художественной деятельности становится для них необычайно важной. Такие девочки могут впоследствии вырасти в ответственных, социально ориентированных, честолюбивых в интеллектуальном и культурном отношении женщин, отважно пытающихся преодолеть свое раздражение на молодых мужчин и трансформировать его в покровительственную установку. Эти женщины в ходе аналитической работы часто демонстрируют ценные качества, относящиеся к моральной стойкости и интеллектуальным способностям. Их проблемы, как и следовало ожидать, связаны с неразрешенной враждебностью к людям, олицетворяющим младшего брата, и они стремятся заменить то, что кажется им слишком пассивной позицией аналитика, более активной позицией воспитателя, руководителя и наставника» [2, с. 131].
Как видим, отдельные психоаналитические исследования феноменологии и динамических факторов участия сиблингов в индивидуальном развитии отличаются отрывочностью и бессистемностью. Практически не исследуется гендерный аспект формирования комплекса старшего и младшего ребенка: отличаются ли старшие братья от старших сестер и отличаются ли младшие братья от младших сестер?
Толкачева О.Н. исследует сиблинговую динамику с позиций психоаналитических структурной и экономической теорий [5]. В рамках данного подхода любая травма, в том числе сиблинговая травма, рассматривается как экономическая фиксация на определенных этапах психосексуального развития, определяющая дальнейшие траектории развития психических структур. Толкачева выдвигает идею о том, что организатором психических структур старших братьев и сестер является структура Сверх-Я, содержащая представления о собственном моральном, когнитивном и социальном превосходстве над «девиантными» младшими, организатором психических структур которых выступает Идеал-Я.
Эта динамика рассматривается с точки зрения дистанции, разделяющей психосексуальное развитие старших и младших детей. Так, когда старший ребенок переходит от игр, связанных с разрушением объектов, к играм с конструированием объектов, что, согласно Кляйн, символизирует переход к депрессивной позиции и репарации объекта, на которой ребенок учится справляться с утратой «хорошего» объекта и чувством вины по поводу его разрушения, младший ребенок только начинает осваивать игры с разрушением объектов, участвующие в развитии функций ментализации и сублимации деструктивных импульсов. Психосексуальная активность младшего сиблинга актуализирует в старшем уже преодоленные и подавленные деструктивные фантазии и регрессивные тенденции возврата к более ранним стадиям развития. Поскольку Сверх-Я старшего ребенка уже сформировано вокруг запретов на архаичные деструктивные импульсы, исходящий от активности младшего ребенка регрессивный соблазн будет защитно рационализироваться и морализироваться. Также защитой от этих импульсов может выступать форсированное развитие к более высокой (и высокомерной) позиции по отношению к младшему ребенку, что позволит старшему ребенку дистанцироваться от опасной для его развивающегося Я регрессии. Младшие сиблинги в этом случае будут ассоциироваться с разбойниками, устраивающими деструктивную вакханалию в том месте, в котором развивающееся Я старшего ребенка пытается навести порядок.
Если родители к тому же систематически ставят старшего ребенка в пример младшим, его представления о собственной «хорошести» организуются вокруг идей когнитивного, морального и социального превосходства, а представления о собственной «плохости» будут ассоциироваться с регрессивными тенденциями, завистью и ревностью к младшим, которые имеют возможность наслаждаться в тех ситуациях, в которых от старшего уже ожидают «взрослого» поведения и подчинения социальным предписаниям. В свою очередь, динамика развития младших детей включает выраженную идеализацию девиантности. Если старших детей поощряют за «нормальность», форсированное развитие, облегчающее родителям задачу воспитания нескольких детей, и подражание взрослым (это связано с попытками реализации молодыми родителями своих идеализированных представлений о родительстве), то младшие дети довольно часто становятся отдушиной для тех инфантильных тенденций самих родителей, которые, возможно, в свое время оказались для них под запретом.
Клиническое наблюдение. Женщина, воспитанная довольно строгой матерью, не допускавшей пропусков уроков в школе, даже если девочка чувствовала недомогание из-за повышенной температуры или боли в животе, своей младшей дочери легко позволяет не ходить в школу не только в связи с любыми физическими недомоганиями, но и по другим самым разнообразным поводам. Она почти с нескрываемым удовольствием ухватывается за каждую возможность позволить дочери пропустить уроки, всегда при этом находя рациональные и убедительные объяснения своим решениям. Нет ничего удивительного в том, что ее дочь в полной мере пользуется теми преимуществами, которые предоставляет ей бессознательное матери, задним числом реализующее желание не подчиниться требованиям Сверх-Я и одержать триумф над матерью. Позволяя своему ребенку то, что не было позволено ей в детстве, она одновременно реализует свои инфантильные желания и ощущает себя более хорошей и доброй матерью, чем была ее собственная мать. Другим аспектом воспитания в этой семье является восхищение матери «детской непосредственностью» дочери, которой позволяется демонстративно и с очевидной ориентацией на одобрение матери совершить дерзкие и даже антисоциальные поступки. Тем временем, пока мама через идентификацию с дочерью получает инфантильное удовольствие от бунта против своего Сверх-Я, Идеал-Я дочери организуется из соответствующих, доставляющих удовольствие матери и обеспечивающих Я ребенка либидинальными инвестициями девиантных представлений.
Отмеченная Кохутом характерная для старшей сестры позиция морального превосходства занимается в отношении фигур, ассоциирующихся не только с младшим братом, но и с теми чувствами и представлениями, которые связаны с фигурой младшего брата. К этим чувствам относятся ревность к кому-то, кто воспринимается как пришелец, захватчик, соперник, и зависть к тем уже недоступным или запретным удовольствиям, которыми наслаждается младший ребенок. Комплекс старшего ребенка может найти конструктивную реализацию в областях, связанных с наставничеством, опекой и заботой: социальной работе, педагогике, психологии, волонтерстве и т. д. Скрытая опасность социальной сублимации комплекса старшего ребенка заключается в бессознательных попытках зафиксировать подопечного в позиции девиантного, неразумного и развращенного «младшего» ради сохранения и поддержания чувства превосходства «старшего». В повседневной жизни женщины с комплексом старшей сестры склонны выбирать девиантных партнеров или бессознательно, через проективную идентификацию, способствовать девиации партнеров и собственных детей, поскольку присутствие девиантной фигуры необходимо им для актуализации представлений о собственной хорошести и усмирения своих агрессивных импульсов под видом патерналистской заботы.
Что же касается комплекса младшего ребенка, то проблески стремления к свободе вовсе не обязательно связаны с угнетением со стороны старшего, как это описывал Фрейд. Хотя бессознательная зависть играет значимую роль в комплексе младшего ребенка, это зависть к превосходству, к тому, что старший ребенок ближе к взрослым, почти как взрослый и наделен социально предписанной властью по отношению к младшему. Младший чувствует себя кастрированным в отношении старшего, не важно, идет ли речь о мальчике или девочке, так как мы находимся в поле социального порядка, в котором старший ребенок занимает иерархически более высокое положение: он ближе к отцу, ближе к Богу. Как известно, именно старший ребенок всегда был наследником престола, носителем скипетра и державы. Младшие сыновья стремятся либо, свергнув старших, занять в социальном порядке место Идеала, либо разрушить его — социальный порядок или Идеал, что характерно для героической и революционной риторики. В некоторых случаях борьба с Идеалом происходит опосредованно через разрушение, развенчание и разоблачение идеалов других людей. Подобная тенденция к идеалоборчеству может реализовываться в разного рода профессиях, связанных с расследованиями, разоблачениями, опровержениями, инновациями и т. д. Психоаналитическая и психотерапевтическая практика, окрашенная такого рода динамикой, всегда делает акцент на раскрепощении желания, разоблачении властных фигур, будь то старшие сиблинги, родители или собственное Сверх-Я, и девальвации разного рода норм и запретов в ущерб социальной адаптации влечений. Сам концепт адаптации рассматривается не как инструмент выживания, самосохранения и защиты Я от захвата со стороны влечений, а как инструмент репрессий, порабощения и унижения.
Библиографический список:
- Адлер А. Понять природу человека. — М.: АСТ, 2021. —320 с.
- Кохут Х. Анализ самости: Систематический подход к лечению нарциссических нарушений личности. — М.: Когито-Центр, 2017. — 368 с.
- Митчелл Д. Скрытая жизнь братьев и сестер: Угрозы и травмы. — М.: Когито-Центр, 2020. — 343 с.
- Ранк О. Травма рождения и ее значение для психоанализа. — М.: «Когито-Центр», 2009. — 239 с.
- Толкачева О. Н. Комплекс Джейн Эйр. Психоаналитическое исследование Идеал-Я. — СПб.: Торговый дом «Скифия», 2021. — 276 с.
- Фрейд З. Толкование сновидений. — М.: ООО «Фирма СТД», 2004. —680 с.
- Фрейд З. Собрание сочинений в 26 томах. Т. 12. Тотем и табу. — СПб.: ВЕИП, 2019. — 240 с.
Кандидат психологических наук, ассистент кафедры консультативной психологии СГУ им. Н.Г. Чернышевского, г. Саратов