Аннотация. В статье описаны представления о коитусе как способе совладания с ранними страхами и тревогами. Рассуждения основываются на британской модели психоанализа (теории объектных отношений М. Кляйн). Выявляются особенности и различия в развитии мальчиков и девочек. Взрослые люди используют генитальный половой акт для подтверждения или опровержения ранних младенческих страхов: мальчики с помощью пениса исцеляют материнскую утробу, а девочки убеждаются в обоснованности страха перед злым интроецированным пенисом и/или поглощают хороший пенис.
Жизнь субъекта зарождается в сплаве либидинальных и деструктивных влечений. Согласно М. Кляйн, влечения к жизни и влечения к смерти начинают действовать сразу после рождения и оказывают серьезное влияние на формирование человека.
Кратко опишем базовые понятия теории Кляйн и специфику ранних тревог младенца. Примерно до 3—4 месяцев жизни ребенок пребывает в мире частичных объектов: к основным относятся материнская утроба, грудь, фекалии, урина, пенис. Эту фазу развития Кляйн называет параноидно-шизоидной позицией, и на этом этапе частичные объекты расщепляются на хорошие и плохие. Хорошие объекты приносят удовольствие (кормят, наполняют), плохие — неудовольствие (лишают, кусают, нападают).
В этом контексте особое внимание Кляйн уделяет процессам интроекции и проекции. С помощью интроекции ребенок помещает в себя хороший объект (хорошее отношение к объекту), который становится частью Я, занимает место хорошего внутреннего объекта и дает ребенку ощущение спокойствия и безопасности. Плохие внутренние объекты разрушают ребенка изнутри. Так, сосание пальца — это не про аутоэротическое наслаждение, а про отношения с внутренними объектами. Под влиянием фрустрации со стороны матери деструктивные импульсы усиливаются, при этом влечение к смерти переживается как опасность, угрожающая жизни младенца и исходящая как бы и изнутри, и извне. Если внутреннее содержание кажется слишком опасным и неприемлемым, то оно отбрасывается вовне, срабатывает механизм проекции. Таким образом, ранние отношения с матерью — это бесконечно повторяющийся цикл проекции и интроекции [1, с. 15].
Так, младенец для Кляйн — это существо пожирающее, отравляющее, кусающее, завистливое и жадное. На параноидношизоидной позиции либидо отщепляется от внешнего мира и направляется внутрь, на интернализованные объекты, идентифицируемые с Я. В этом смысле ребенок еще не может отличить себя от внешнего мира, определить границу из-за постоянно работающих проекции и интроекции. Плохой объект вовне воспринимается как плохая часть внутри. Либидо сосредотачивается на собственных объектах и проекциях вовне, этот процесс можно также интерпретировать в контексте концепции вторичного нарциссизма Фрейда.
Только ближе к половине первого года жизни объект («хороший» и «плохой») становится более целостным, вследствие чего возникает и более целостное представление о себе. Эту фазу Кляйн называет депрессивной позицией. Депрессивная позиция развивается у младенца в период от трех до шести месяцев в моменте перехода от параноидно-шизоидной позиции как развитие естественных способностей к распознаванию, узнаванию, запоминанию, восприятию. Маленький ребенок учится отличать себя и объект, реальный и идеальный объект. Постепенно приходит осознание, что источник всего хорошего — это и источник всего плохого. Частичные объекты (грудь, фекалии и прочие) теперь становятся частями одного целостного объекта.
Этот процесс объединения необходим ребенку для успешного преодоления параноидных тревог предшествующей фазы развития. Однако если противоположные переживания исходят из одного источника, то ненависть к плохому объекту причиняет реальный вред хорошему. Слияние ненависти и любви вызывает интенсивную печаль, которую Кляйн обозначила как депрессивную тревогу. Ребенок боится, что любимая мать окажется разрушена, уничтожена, соответственно, возникает тревога вокруг того, как вернуть любимый объект к жизни, и может ли его собственная ненависть этому помешать. Кляйн приводит в пример пациентку по имени Эрна, которая в игре сначала полностью растрачивала свой садизм без всякого торможения, а после переживала глубокую депрессию, тревогу и физическое истощение, что иллюстрирует, как первоначальный ужас перед атакующей матерью сменяется ужасом утраты реальной, любящей матери, из-за чего ребенок может остаться одиноким и брошенным. Так развивается способность чувствовать вину за разрушение объекта, за противоречивые чувства к нему, поскольку ребенок чувствует, что не смог уберечь его, и вместе с тем растет желание его восстановить. Тем не менее есть и опасения, что восстановленный объект окажется мертвым, испорченным, безвозвратно поврежденным. Тогда вступает в силу процесс репарации — то есть усиление любовных отношений с поврежденным, но целостным объектом [2, c. 404].
В течение всей жизни человек может менять позиции, колебаться между ними, а также функционировать в большей или меньшей степени только на одной из них. Переход от одной позиции к другой — по сути есть переход от психотического функционирования в невротическое.
Мы можем сделать вывод, что на самых ранних этапах развития ребенок сталкивается с серьезными страхами, и от совладания с ними зависит его дальнейшее развитие [6, с. 225]. Ребенку необходимо переработать страх перед частичными объектами, перед самим собой, страх потери объектов — и это только малая часть тревог, которые могут возникнуть в процессе развития. В самых тяжелых случаях этой переработки не происходит, и человек не выходит на депрессивную позицию, остается на параноидно-шизоидной (то есть на психотическом уровне функционирования).
Особенности ранних тревог и способы справиться с ними различаются в зависимости от половой принадлежности субъекта. Важно отметить, что Кляйн уделяет особое значение раннему эдипову комплексу, который, по ее мнению, проявляется уже на первом году жизни. В этом месте наблюдается расхождение с классической фрейдистской трактовкой. Соответственно, мужское и женское развитие различается уже на ранних этапах становления психики [5, c. 116].
Кляйн пишет, что обнаружение страха кастрации как фундаментального мужского страха привело к тому, что многие психоаналитики начали изучать женщин с точки зрения аналогии, а не с точки зрения психических различий, и это не вполне корректно. Если главный страх мальчика — это страх кастрации, то нужно найти эквивалентный по силе и действию страх у девочки.
Этот страх она ищет в универсальной младенческой фантазии, присущей обоим полам: родители, сплетенные в коитусе. В оральной логике мать дает грудь отцу, а он ей — свой пенис, который она поглощает. Так, на этом этапе материнская утроба — источник питания и всего самого желанного, в том числе отцовского пениса. Это фрустрирует младенца, он ощущает оральное непредоставление со стороны матери, что вызывает зависть и ненависть к ней. В своих садистических фантазиях ребенок нападает на материнскую утробу, грабит и разрушает ее [5, c. 125].
С этого момента мальчик и девочка начинают развиваться по-разному. Девочка начинает испытывать страх за свою собственную утробу, и этот страх является основополагающим в истории женского сексуального развития и вытекает он из естественного страха возмездия со стороны матери за разрушение и нападение на ее утробу. Страх за гениталии здесь наиболее интенсивен, поскольку деструктивные порывы направляются против генитального любовного наслаждения матери, да и страх перед неспособностью к собственному генитальному удовлетворению вносит свой вклад. В этот момент девочка отворачивается от матери и чувствует оральное вожделение к отцовскому пенису, она хочет похитить его у матери и поглотить. Этот момент вводит собственно женские эдиповы стремления.
Необходимо отметить следующее: эта трактовка в некоторых моментах расходится с идеями Фрейда. Согласно Кляйн, девочка хочет поглотить отцовский пенис, а не приобрести свой собственный (как описано в классической концепции зависти к пенису). Поэтому ребенок женского пола попадает в Эдип не окольным путем через тенденцию к мужественности, а из доминирующего женственного компонента [7, c. 58].
Почему пенис отца для девочки приобретает такую привлекательность? Она приходит к выводу, что если мать не дает грудь, то источником полного удовлетворения может стать пенис. Кроме того, ребенок приписывает пенису более мощные способности к мочеиспусканию (что следует из анатомических различий), так что и уретрально-садистические импульсы вносят свой вклад. Не стоит забывать, что ребенок уравнивает все жидкости, и молоко приравнивается к моче, поэтому уретральные способности совпадают с оральными. Таким образом, пенис кажется абсолютно могущественным и достойным восхищения и становится предметом интенсивного внутреннего требования. С другой стороны, такой могущественный объект начинает вызывать опасения и страх, превращающие его в объект ненависти, зависти и разрушения. Происходит расщепление на «добрый» и «злой» пенис, и эта амбивалентная установка также влияет и на интернализованный пенис.
Благополучное женское сексуальное развитие зависит от того, какие фантазии преобладают: о добром пенисе или о злом. Этот момент остается решающим и для образования Сверх-Я. Важно отметить, что и страх, и чувство вины по отношению к матери вносят свой вклад в характер этих фантазий. В благоприятном случае в девочке соседствуют два переживания: страх перед интернализованным опасным пенисом и вера в пенис, вызывающий восхищение и способный помочь [3, c. 253].
Проследим теперь историю развития мальчика до этого момента. Мальчик также нападает на материнскую утробу и проходит фазу орально-сосущей фиксации на пенисе отца, что становится основой для развития подлинной гомосексуальности. Мальчик также испытывает тяжелый страх возмездия со стороны матери и хочет захватить пенис отца. Однако утроба и гениталии матери становятся для мальчика сексуальным объектом. Желание мальчика — это единоличное обладание матерью, и с этими целями он нападает на отцовский пенис внутри нее. Деструктивные порывы к пенису отца у мальчика гораздо сильнее, чем у девочки, а страх перед пенисом только усиливает желание его разрушить. И этот страх перед опасным интернализованным пенисом противодействует желанию получить пенис, что укрепляет мальчика в гетеросексуальной позиции [4, c. 304].
Кроме того, пенис служит для мальчика активным органом, способным захватить материнскую утробу. Если для девочки чувство всемогущества оказывается связанным с экскрементами, то для мальчика оно сопряжено с пенисом. Это очень важно для его совладания с чувством страха, и кроме того, образует основу для дальнейшего сублимированного захвата внешнего мира и проекций ситуации опасности вовне.
Какую функцию вследствие этих процессов выполняет генитальный половой акт? Напомним, как ребенок вообще фантазирует о коитусе родителей — это абсолютно страшное и угрожающее событие. Родители друг друга терзают и уничтожают, а не занимаются любовью, поэтому идея коитуса сопряжена со страхом уже с самого начала.
И для мальчика, и для девочки коитус — это способ совладания с ранними ситуациями страха и тревоги с помощью перепроверки реальностью.
Для девочки страх перед злым пенисом приводит к интроекции хорошего пениса через коитус, и сексуальный акт становится способом убедиться в обоснованности этого страха. Амбивалентная установка к отцовскому пенису способствует интенсивному сексуальному развитию в детстве, страх усиливает либидинозную потребность в силу спаянности влечений. И чем сильнее либидинозное удовлетворение, тем ниже становится страх. Удовлетворение сексуальных потребностей — это способ справиться со страхом. Сексуальное удовлетворение усиливает веру в помогающие объекты и снижает опасность, исходящую от влечения к смерти и Сверх-Я [3, c. 255].
Интересно, что особенности фантазий и количество страха влияет на условия любовной жизни. Если у девочки преобладают фантазии о добром пенисе, то выбирается объект, который его репрезентирует — то есть хороший объект, способный дать хорошее удовлетворение и любовь. Если страх перед злым пенисом преобладает, то условием любви становится выбор садистического любовного партнера. Перепроверка сводится к тому, чтобы установить, какой именно вред он причинит, хотя и это вредоносное воздействие снижает страх. Кроме того, таким выбором может двигать желание разрушить интернализованные опасные объекты с помощью поглощения. В случаях, если страх и вера уравновешивают друг друга, то наблюдаются колебания между хорошим и злым реальным объектом. Страх перед интернализованным пенисом также может приводить к навязчивому сексуальному опыту или к беспорядочной смене партнеров. Если человек не пытается справиться со страхом, а скорее склонен его избегать, возможно развитие фригидности [3, c. 259].
Мальчик, в свою очередь, испытывает реальность в материнской утробе. Отцовский пенис ощущается как источник опасности для ее утробы и должен быть разрушен, поэтому посредством своего пениса мальчик хочет его победить. Это доказывает его способность справляться с внутренними страхами и опасностями. В коитусе мальчик пытается справиться со страхом следующим образом: он хочет излечить утробу женщины от повреждений, нанесенных как собственным, так и отцовским пенисом. Половой акт становится способом восстановления и исцеления материнской утробы. Если в процессе отцовский пенис превращается в хороший, то снижается страх перед собственным Сверх-Я. Если страх перед пенисом соседствует с верой в хороший пенис, то соперничество с отцом сочетается с позитивной идентификацией с ним. Недостаток веры в хороший интернализованный пенис может привести к импотенции. Эта вера в хороший пенис восходит к вере в хорошее состояние утробы, поэтому страх кастрации в этой трактовке — это лишь частичное содержание страха за свое тело в целом [4, c. 317].
Таким образом, взрослые люди используют генитальный половой акт для подтверждения или опровержения ранних младенческих страхов: мальчики с помощью пениса исцеляют материнскую утробу, а девочки убеждаются в обоснованности страха перед злым интроецированным пенисом и/или поглощают хороший пенис. В заключение отметим, что эта концепция применима и для психически здоровых индивидов. У человека с благоприятным развитием влияние страха на сексуальные отношения не так высоко, но никогда не бывает снято до конца. В норме желание перепроверки реальностью только усиливает потребность в сексуальных отношениях и сопутствует их расцвету.
Библиографический список:
- Кляйн М. Заметки о некоторых шизоидных механизмах // Кляйн М. Развитие в психоанализе. — М.: Академический Проект, 2001. — С. 424—466.
- Кляйн М. О теории вины и тревоги // Развитие в психоанализе. — М.: Академический Проект, 2001. — С. 394—421.
- Кляйн М. Воздействие ранних ситуаций страха на женское сексуальное развитие // Психоаналитические труды: в 7 т. Т. 3. Психоанализ ребенка. — Ижевск: ERGO, 2007. — С. 247—303.
- Кляйн М. Воздействие ранних ситуаций страха на мужское сексуальное развитие // Психоаналитические труды: в 7 т. Т. 3: Психоанализ ребенка. — Ижевск: ERGO, 2007. — С. 303—359.
- Кляйн М. Ранние стадии эдипова конфликта // Психоаналитические труды: в 7 т. Т. 1. Развитие одного ребенка. — Ижевск: ERGO, 2007. — С. 115—147.
- Кляйн М. Значение ранних ситуаций страха для развития Я // Психоаналитические труды: в 7 т. Т. 3. Психоанализ ребенка. — Ижевск: ERGO, 2007. — С. 225—247.
- Фрейд З. Некоторые психические последствия анатомического различия полов // Фрейд З. Сексуальная жизнь. — М.: ООО «Фирма СТД», 2006. — С. 253—265.
