Недавно я посмотрел фильм А.П. Звягинцева «Левиафан». Мне показалось, что этот фильм служит хорошей иллюстрацией многих моих мыслей по поводу права и государства с точки зрения психоанализа.
Вкратце напомню, что в своих предыдущих статьях я обосновывал тезис о том, что право представляет собой мерило личного пространства человека, которое должно быть неприкосновенно от вмешательства со стороны других людей, общества и государства [4].
Фильм «Левиафан» как нельзя лучше показывает, что с защитой личного пространства в отечественной действительности всё не очень хорошо, а государственные институты часто не работают. Причина тому: неготовность различать свой социальный, правовой статус и личные отношения, носящие зачастую доверительный характер. Более глубокая причина такого положения вещей — слабость границ своего собственного Я.
Сюжет фильма построен вокруг личной трагедии автослесаря Николая Сергеева, у которого местный коррумпированный мэр Вадим Шелевят хочет за бесценок выкупить дом на побережье вместе с земельным участком, причём не в интересах возглавляемого им муниципального образования, а для своих личных целей.
Николаю приезжает помочь его товарищ по армии, столичный адвокат Дмитрий Селезнёв, у которого на мэра есть некий компромат. Далее я хотел бы проанализировать эпизоды фильма в порядке их смысловой значимости для исследуемой темы.
Совещание у мэра с участием судьи, прокурора и главы полиции (отметка 0:53)
Для меня сцена этого совещания — просто квинтэссенция неспособности государственных институтов исполнять свои обязанности ввиду хронической слабости собственного Я и неготовности защищать своё собственное достоинство и себя как профессионала.
Начну с того, что мэр города находится во главе стола как будто судья, прокурор и глава полиции — его подчинённые.
Шелевят отчитывает их, не стесняясь в выражениях, порой переходя на мат. Обращаются собеседники исключительно на «ты». Судью мэр упрекает в том, что она «рисует лошадок», в то же время признавая, что она «умная баба» («хороший» комплимент в адрес судьи!).
Прокурор при этом курит на совещании, что очень грубо нарушает личное пространство присутствующих, заставляя вдыхать табачный дым тех из них, кто, возможно, не курит, кому его запах не нравится или кто предпочитает не дышать им для защиты здоровья. Но сделать ей замечание некому.
Мэр напоминает собравшимся, что: «У нас выборы через год!», как будто это их общая, а не только его проблема. При этом начальнику полиции Шелевят напоминает о наличии у него недвижимости, по всей видимости, нажитой противоправным путём.
Мэр, не церемонясь, указывает прокурору, что в случае проигрыша им выборов: «Тебя «прокурятину» первой на плаху поведут!». Но она не остается в долгу, отвечая: «На жену свою будешь дома орать!».
Судья, правда, старается сохранить видимость приличий, призывая всех «конструктивно решать вопрос». Начальник полиции предлагает «прессануть слегонца» адвоката, но «в рамках закона» (здесь мы впервые по ходу изложения сталкиваемся с представлением о законе как о чём-то фрагментарном, внешнем, а не сущностным).
В итоге мэр даёт задание собравшимся узнать побольше об адвокате Д. Селезнёве, «кто он, что он и кто за ним стоит». Завершает он совещание всё же на относительно позитивной ноте: «Давайте ребята, родные, в темпе вальса!»
Здесь нужно дать некоторые юридические пояснения. С точки зрения закона как суды, так и прокуратура, и полиция — это федеральные органы власти. Судья, по всей видимости, представляет городской суд, а они относятся к федеральным органам власти в силу статьи 4 Федерального конституционного закона от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации».
Прокуратура — это федеральная централизованная система органов в силу статьи 1 Федерального закона от 17.01.1992 № 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации.
Аналогичным образом полиция является частью единой централизованной системы федерального органа исполнительной власти в сфере внутренних дел (статья 4 Федерального закона от 07.02.2011 № 3-ФЗ «О полиции»).
Следовательно, представители указанных органов в принципе не обязаны были подчиняться представителю муниципальной власти, к которой относился мэр Шелевят. Муниципальная власть на два уровня ниже федеральной, и как раз федеральные органы власти призваны не допускать безобразий на местах. На деле же, по фильму, получается наоборот: они в этих безобразиях сами участвуют.
В сущности, представители этих органов вступают друг с другом в симбиотические отношения, забывая о своих должностных обязанностях. Скорее всего, для самих себя они объясняют состояние в таких отношениях материальной выгодой. Однако такая выгода весьма сомнительна, поскольку её цена — предательство собственной профессии и, в сущности, самих себя.
Обратной стороной таких симбиотических отношений является возведение «китайской стены» с другими, с внешним миром, в том числе с теми гражданами, которых представители органов власти призваны защищать. К числу последних относится и главный герой фильма Николай Сергеев. От представителей органов власти обратимся к представителям «простого народа».
Пикник с шашлыком (отметка 1:02)
Сократу приписывают фразу о том, что «каждый народ заслуживает своего правителя». Для того, чтобы объяснить, почему вышеописанным образом ведут себя представители органов власти, посмотрим, каковы отношения между собой простых людей.
Конечно, в описываемом мероприятии участвовали полицейский Поливанов со своей семьей, а также сотрудник ДПС Дегтярев, но они всё же не представляют собой «высокое начальство».
Сцена пьянства — это в целом ситуация, когда сильно выпившие люди лишаются всякой индивидуальности, и Я каждого растворяется в общей массе.
Ключевой эпизод пикника, как мне кажется, — это стрельба по портретам бывших лидеров советского государства: Ленина, Андропова, Горбачёва.
В этом сквозит отношение народа к своим правителям: видимость любви к ним — это показуха, «для галочки». В целом же государство воспринимается как нечто пришлое, постороннее; это «не мы».
Таково же и отношение к закону. Его нужно соблюдать для вида, но он не является содержанием общественной жизни.
Я уже писал в одной из своих предыдущих статей, что незрелое, несформировавшееся Супер-Эго (законы — это Супер-Эго общества) является фрагментарным и неэффективным. Оно где-то сверхжесткое, чрезмерно контролирующее, подавляющее, архаичное, а где-то оно просто выключается, поскольку подчиняться жестким требования сколь угодно долго невозможно.
Напротив, зрелое Супер-Эго состоит из достаточно простых и понятных правил, соблюдать которые можно, не испытывая слишком больших фрустраций. Такие правила несложно соблюдать на всем пространстве общественной жизни, а не только где-то кусочками, для вида [4].
Более того, я убеждён, что право — это не только Супер-Эго, но и само Эго, поскольку это не только требования к человеку, но и в принципе язык общения между людьми (например, чтобы у кого-то что-то купить, нужно заключить договор). Неслучайно А.В. Поляков объясняет право с точки зрения теории коммуникации [1, с. 296-306].
Кроме того, мне кажется, что зрелое отношение к государству состоит в том, что государство — это все мы, и именно мы, а не какие-то пришлые элементы, определяем собственную судьбу и одновременно несём ответственность за свой выбор.
Однако в фильме «Левиафан», напротив, видна борьба между Супер-Эго и Ид, а вот пространства для Я практически нет. Настоящее содержание жизни — это пьяная вакханалия, а закон и государство исчезают с первым стаканом водки.
И, конечно, венцом всей сцены является эпизод внезапной «любви» между адвокатом Дмитрием Селезнёвым и Лилией, супругой Сергеева.
Лилию, безусловно, можно понять с точки зрения того, что она, живя в глуши (городе Прибрежном) с супругом, который частно бывает напряжённым, подавленным, жестоким, не склонным проявлять теплые чувства, могла хотеть лучшей столичной жизни. И конечно, она испытала сильные внезапные чувства к красивому столичному адвокату Селезнёву.
Однако их поступок, скорее, показывает отсутствие у людей чётких границ собственного Я и очень малую осознанность своих поступков. Более того, их внезапная «любовь» была направлена скорее на разрушение, чем созидание. Ведь не случайно то, что их внезапная связь в итоге привела Лилию к трагической смерти в конце фильма (мне ближе версия о том, что она покончила с собой).
И что, конечно, бросается в глаза в описываемом эпизоде — это совершенно ужасное отношение к детям. Их воспитание сводится к периодическим одергиваниям, например: «Вылезь из воды!».
Показателен разговор Павла и Анжелы Поливановых по поводу того, где находится их ребёнок:
— Где у тебя ребенок-то? — спрашивает Павел.
— А у тебя?
— Он, б…, шею свернёт — узнаешь!
— Да чего с ним будет-то? Пусть гуляет, природой наслаждается. Зверья-то тут нет.
И самое главное, что именно дети стали невольными свидетелями сцены совокупления Лилии и Дмитрия. «Там чужой дядя тётю Лилию душит!» — восклицает испуганный Витя.
И это отношение к детям объясняет, почему Я взрослых остаётся столь несформированным. Его крайне мало формировали в детстве, не учили детей высказывать свои чувства, находить социально приемлемые формы выражения своих желаний и т.п. Воспитание детей сводится к установлению весьма формальных и поверхностных запретов, которые можно не соблюдать, когда взрослые пьянствуют или заняты ещё чем-то другим.
Вот так и формируются их личности: пустота собственного Я и набор поверхностных бессодержательных запретов. Так что этот фильм содержит и ответы на вопросы…
Объяснение между Селезневым и Лилией (отметка 1:15)
Эта сцена следует за сценой пикника, описанной в предыдущем разделе.
Лилия и Дмитрий оказываются в гостинице при ресторане; Лилия обрабатывает раны адвоката.
Лилия предпринимает попытку разобраться в их отношениях. «Это я во всём виновата» — начинает она.
Дмитрий, отвечая, начинает с общих фраз: «Во всём никто не виноват. Каждый виноват в чём-то своём. Во всём виноваты все».
Далее он переходит на хорошо известный ему язык юриспруденции: «Даже если мы признаемся, по закону признание не является доказательством вины. Человек не виновен, пока не доказано обратное. Да и кто будет доказывать? Кому?».
Лилия пытается перейти на религиозную тему: «Ты в Бога веришь?»
Но Дмитрий твёрдо придерживается своей линии: «Да что вы всё про Бога?! Я в факты верю! Я юрист, Лиля!».
Лилия пытается признаться ему в любви, но он с ходу отвергает её. «Потому что нет доказательств» — так понимает причину она.
Дмитрий вроде бы пытается взять ответственность за их дальнейшие отношения, спрашивая: «Поедешь со мной?».
Но она уже к этому не готова, так как не понимает его.
В итоге Лилия возвращается к мужу.
Что показывает эта сцена?
Здесь можно было бы предположить вот какой ход мысли автора сценария к фильму. Да, люди, живущие в глубинке, низкоорганизованы, психологически неразвиты, их отношения находятся на низком уровне (предполагающем смешение отношений должностных и социальных, с одной стороны, и личных отношений, с другой стороны), они погрязли в коррупции (в сущности – это тоже разрушение межличностных границ), пьянстве и т.д.
Тогда можно предположить, что представители столичной публики, напротив, высокоорганизованы, психологически более развиты (отличают своё Я от чужого, социальные отношения от личных), умеют «держать дистанцию» и т.п.
Однако на примере Дмитрия Селезнёва мы видим, что это не так. Его столичный лоск — всего лишь оболочка, но не более того. Там, где ему следовало бы обсудить с Лилией их дальнейшую судьбу (а она, видимо, поначалу была готова соединить с ним свою дальнейшую жизнь), он «прячется» за формулировки закона (фактически цитируя статью 14 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации).
Да, выше я писал о том, что социальная жизнь должна быть организована по праву, но вот личная жизнь ему в целом не подвластна, и в ней ссылки на закон, напротив неуместны.
Дмитрий же оказывается неспособным на глубину отношений и отгораживается от них языком юриспруденции.
Здесь нужно сказать несколько слов о том, как изначально возникла любовная связь между Лилией и Дмитрием (отметка 0:51). Сначала они вроде бы сидят в ресторане и заказывают еду. Затем Дмитрий поднимается к себе в номер. Лилия, подумав, несколько секунд, следует за ним (возможно, в этот момент она решила попробовать круто изменить свою жизнь). В номер она заходит молча. Спустя несколько минут мы видим их уже полуобнаженными, когда их физическая близость уже состоялась.
Другими словами, они практически не обсуждали свои чувства друг к другу; это был порыв. Можно сказать, что они слабо осознавали происходящее и поддались своим влечениям. Но это безрассудство потом сыграет с ними злую шутку.
О способности говорить людям «нет»
Обсуждая последний эпизод, нам необходимо понять, как отнесся Дмитрий к неожиданному немому предложению Лилии заняться с ним любовью. Сделал ли он это осознанно или просто не смог сказать «нет»?
Интересно, что фактически их близкое общение инициировала именно она, то есть проявила активность. Правда и его поступок довольно сложно понять. Они вроде бы заказали обед в ресторане, но тут вдруг он поднялся в номер и стал принимать душ. Нельзя ли считать его поведение провоцирующе-пассивным (поскольку он своим уходом поманил Лилию за собой)?
И хотя мы не знаем точно его мотивов, подобную трактовку нельзя полностью исключать.
Но равным образом возможно предположить, что он просто не смог сказать Лилии «нет».
Ещё одним эпизодом, когда герой фильма не смог сказать «нет» — это взаимоотношения Николая Сергеева с сотрудником ДПС Дегтяревым (отметки 0:06, 0:13, 0:37). В начале фильма, когда Сергеев только встретил Селезнёва с поезда, их машину останавливает Павел Поливанов и просит Сергеева отремонтировать машину Дегтярева (тот является начальником Поливанова).
Сергеев явно не рад такой перспективе. «Что я вам — бюро добрых услуг что ли?!» — возмущается он.
Поливанов, правда, обещает плату за услуги по ремонту автомобиля: «Проставится же он».
Однако Сергеев не согласен на такую плату: «Водки я и сам могу выпить!».
Поливанов продолжает уговоры: «Все за его счёт будет: и бензин, и «поляна» и боезапас».
Сергеев отвечает нецензурной бранью. Но в итоге ему удается только отсрочить оказание бесплатных услуг на один день.
Далее свою агрессию на Степаныча Алексеев срывает уже в разговоре с Селезнёвым: «Задолбал меня этот Степаныч со своей «Нивой»!… Повадился на халяву: чини ему его ведро с гвоздями! Ну валялся бы уже сам под ней! Лет пять уже сидит на хозяйстве! Ну купи себе нормальную машину!».
В итоге Степаныч всё же заявляется к Сергееву. Последний, тем не менее, предлагает своему «клиенту» зайти завтра, но делает это явно неуверенно, обещая при этом «всё сделать в лучшем виде». На замечание Селезнёва, что Дегтярев «забавный дядька», Сергеев отвечает, что тот «двух жён в могилу свёл». Видимо, их личное пространство он тоже не очень уважал. Что именно он делал, мы не знаем, возможно, проявлял психологическое, а, может быть, и физическое насилие.
Далее мы видим, что Степаныч вновь приезжает к Сергееву на следующий день, и на этот раз главный герой уже вынужденно чинит его машину.
Правда, Дегтярев сдержал своё обещание и пригасил Сергеева, а также Селезнёва на злополучное празднование своего дня рождения.
И здесь я хотел бы обратить внимание на то, насколько просто вся эта история решалась бы при помощи права.
Краеугольным камнем гражданского права (а именно оно регулирует имущественные отношения) является правило о свободе договора (статья 421 Гражданского кодекса Российской Федерации, далее — ГК РФ), означающее, что любое лицо вольно вступать или не вступать в договор, определять, с кем оно хочет заключить договор, и на каких условиях.
Отношения Сергеева и Дегтярева по поводу ремонта машины с точки зрения права регулировались бы договором подряда, в силу которого одно лицо выполняет работы, а другое — оплачивает их результат (статья 702 ГК РФ).
Если бы Сергеев отказался ремонтировать «Ниву» в принципе или сделал бы это только за деньги, то, возможно, не случилось бы празднования дня рождения с сопутствующей изменой Лилии с Дмитрием.
Фактически же Николаю был навязан договор, заключать который он не желал: ремонт «Нивы» в обмен на участие в пикнике, чем было грубо нарушено его личное пространство. Но, будучи неспособным сказать «нет» и защитить свои психологические границы, Николай заливает эту неспособность крепкими алкогольными напитками и в конечном итоге разрушает собственную жизнь.
Сцена суда (отметка 0:18)
Выше я уже обращал внимание на то, что судья не умеет говорить «нет» местной власти в лице её главы — мэра Шелевята; общается с ним как подчиненная.
Теперь же посмотрим, как суд относится к тем, от кого он отгораживается «китайской стеной», то есть к простым гражданам, в том числе к Николаю Сергееву.
Здесь я должен дать несколько пояснений юридического характера. Земельные участки и расположенные на них здания, действительно, могут выкупаться для государственных или муниципальных нужд (в данном случае — для муниципальных) в силу статьи 279 ГК РФ. Из объявленного решения суда мы узнаем, что на участке, изъятом у Сергеева, предполагалось построить центр связи местного значения.
Тем не менее, при просмотре фильма у нас не возникает сомнений в том, что Шелевяту нужен участок для личных нужд (например, для того, чтобы построить на нём гостиницу, оформив её на подставное лицо). Особенно это следует из его пьяного разговора с Сергеевым, который начинается с отметки 0:31.
Смешение своих личных интересов и должностного положения — ещё один пример нарушения границ, неспособности осознавать себя в двух ипостасях.
Продолжая исследовать юридическую сторону вопроса, необходимо обратить внимание на то, что земельный участок может быть изъят, только если собственнику предварительно была выплачена его рыночная стоимость (статья 281 ГК РФ).
В сущности, спор между Николаем Сергеевым и местной администрацией сводился к оценке доказательств. Местная администрация настаивала на том, что рыночная цена участка — 639 540 руб. 27 коп. Сергеев же полагал, что стоимость участка — 3 500 000 руб. Именно эту сумму Селезнёв называет в разговоре с Шелевятом, представляя ему компромат (отметка 0:49).
Таким образом, решение по спору упиралось в оценку доказательств (статья 67 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, далее — ГПК РФ). В силу названной нормы суд свободен в оценке доказательств; они оцениваются судом по внутреннему убеждению.
Суд обязан лишь отразить в решении мотивы, по которым он предпочёл одни доказательства другим (часть 4 статьи 198 ГПК РФ). Нужно ли говорить, что при аффилированности суда и местной администрации исход дела был предрешён…
Правда и здесь не обошлось без шероховатостей. На отметке 0:19 мы узнаем, что оценка участка была произведена местной администрацией в одностороннем порядке, и никак не была ею обоснована. Сергеев же представил некий отчет независимого оценщика (это доказательство, конечно, тоже можно оспорить, но оно происходит от внешне независимого лица).
Конечно, в такой ситуации напрашивалось назначение по делу судебной экспертизы (статья 79 ГПК РФ), и при стремлении суда решить дело объективно, она с большой степенью вероятности была бы назначена.
Но даже формально установленные требования гражданского процессуального законодательства были нарушены судом ввиду размытости его границ с местной администрацией и неготовности воплощать на практике принцип разделения властей (статья 10 Конституции Российской Федерации). А всего-то иногда нужно не испугаться и сказать «нет».
Вывод
Итак, главная мысль автора сценария к фильму «Левиафан», которую я увидел по итогам просмотра, состоит в том, что в целом в российском обществе отношения между людьми находятся на довольно низком уровне, характеризующемся сильно размытыми границами между ними, что, в свою очередь предполагает смешение социальных отношений с отношениями личными. Вследствие этого общество оказывается не готовым к праву, в котором важны не личные качества человека, а его правовой статус (права и обязанности).
При этом наблюдается определённая диалектика: с границами проблема внутри правящей элиты, где смешиваются отношения профессиональные, должностные с личными отношениям, и аналогичным образом простые люди склонны периодически сбиваться в нечленораздельную массу, особенно во время обильных возлияний алкогольных напитков.
В этой ситуации кто-то должен взять на себя инициативу и начать строить отношения на более высоком уровне, уважать чужое личное пространство (с точки зрения права – это права и свободы человека и гражданина) и с нахождением более структурированных и более дистанцированных форм взаимодействия (например, при обращении к чиновнику важны его должностные обязанности, а не личные качества).
И здесь, мне кажется, что тон должна задавать правящая элита. Серьёзные надежды я возлагаю на преобразования внутри судейского корпуса [3]. Завершая на позитивной ноте, я хотел бы обратиться к словам профессора М.М. Решетникова, отметившего в одном из интервью, что в последнее время всё больше представителей органов власти обращаются к психоаналитикам и, более того, признаются в этом открыто [1, отметка 0:28]. Возможно, что именно это — ключ к улучшению ситуации со структурированностью и соблюдением взаимных границ в российском обществе. Я убеждён в том, что только в таком обществе, где основа социального взаимодействия – это право, а не исполнение воли тех или иных правителей или приверженность определённой идеологии, есть предпосылки для стабильности и развития.
Библиографический список:
- Поляков А.В. Общая теория права: Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. СПб.: Издательский дом С.-Петерб. гос. ун-та, 2004. — 864 с.
- Решетников М.М. ВЕИП, Нобелевская номинация, психоанализ, не прочитали Фрейда / бесплатный видеохостинг «Youtube» / https://www.youtube.com/watch?v=wSvdplPNanY.
- Шевченко И.М. О необходимости психологического отбора кандидатов на должность судьи // PSY.media. Журнал о психологии и психоанализе / https://psy.media/o-neobhodimosti-psihologicheskogo-otbora/.
- Шевченко И.М. Право с точки зрения психоанализа: некоторые концептуальные соображения // PSY.media. Журнал о психологии и психоанализе / https://psy.media/pravo-s-tochki-zreniya-psihoanaliza/.
Автор: Илья Михайлович Шевченко
Преподаватель СПбГУ, кандидат юридических наук